Если? А разве может быть по-другому?
Громкий стук в дверь избавил его от необходимости отвечать.
— Я открою, — сказала Кэрол, неохотно поднимаясь. — Но кто бы там ни был, до твоего ухода мы украсим елку.
— Прежде чем откроешь, посмотри, кто там.
Она последовала совету супруга и выглянула в сделанный им глазок.
— Это Джеймс. Откроем?
— Парень один?
— Похоже на то.
Энтони подошел к двери.
— Я впущу его.
— А я останусь.
Он не возражал. Падре доверял юноше, хотя и не был уверен, что это стоит делать. Открыв дверь, он пригласил гостя войти.
— Кажется, ты замерз. Холодает, да?
— Не заметил.
Кэрол мельком поглядела на мужчин и приняла решение.
— Джеймс, мы пили какао. Сейчас я сварю тебе чашечку.
— Я не пью какао.
— Тогда разогрею антифриз или стеклоочиститель. То, что пьют крутые парни. — Она задиристо улыбнулась и пошла на кухню.
— Не обращай внимания. Язык у нее без костей, — сказал хозяин. — Проходи и садись. Она сварит какао, чтобы ты чувствовал себя как дома.
— Похоже, я помешал.
Энтони проследил за взглядом гостя, скользнувшим по зеленой рождественской красавице в углу.
— Мы собирались украшать елку.
— Я вчера тоже купил маме.
Падре удивило это признание. Оно прозвучало так естественно — невинно и трогательно.
— Вы вместе будете украшать ее?
— Я сделаю это один. Я ухаживаю за ее цветами и двором. Она сама не справится.
— Она очень сильная женщина. Кэрол говорит, что твоя мама всегда возилась с соседскими детьми. Со всеми без исключения.
— Ага. Верно. — Джеймс сел, затем тут же поднялся, принялся беспокойно расхаживать по комнате и в конце концов остановился у елки. — Я пришел не какао пить. Я знаю, кто стрелял в Кэрол.
Падре застыл на месте. Он боялся пошевелиться, боялся спугнуть парня.
— Вам не о чем беспокоиться. Я позаботился об этом.
— Да ты что? — Энтони встал. — Интересно, каким это образом?
— Об этом вам тоже незачем волноваться.
— А я беспокоюсь, очень.
— Этот тип больше не причинит зла ни вам, ни ей. Он не вернется в Кейвтаун. Ему хорошо известно: стоит сделать это, и «Мустанги» позаботятся о нем раз и навсегда.
— О ком мы говорим?
Джеймс молчал.
Энтони произнес имя, которое не выходило у него из головы.
— Кентавр, верно?
Парень не стал отпираться.
— И он же стрелял в Рыжую Гриву.
Падре вспомнил, что так звали одного из «Мустангов», гибель которого в уличной перестрелке приписали «Стайным».
— Кентавр? Зачем?
— По ошибке. Он ездил по окрестностям, разыскивая Тимоти. Накурился марихуаны, а было темно. Увидел на Грейфолдских камнях Рыжегривого, решил, что это Тимоти, и выстрелил в него. Когда на следующий день он понял, что натворил, то всем рассказал, будто разговаривал с Рыжим как раз перед началом стрельбы, а когда ушел, то увидел ехавшую по улице машину с Тимоти и его братьями.
— Все потому, что он отбил у Кентавра девушку?
— Когда он услышал, что случилось на похоронах Глории, то решил, что мы собираемся поговорить со «Стайными» и узнать правду. Тогда он и задумал убить Кэрол и сделать так, чтобы все подумали, будто это дело рук «Стаи».
— Но тебя он обмануть не сумел.
Джеймс не ответил.
— Человека, который хватается за пистолет лишь из-за дурного настроения, нельзя выпускать на улицу.
— Вы думаете, он один такой?
— Нет. Но я думаю, что он самый опасный из всех вас, мальчишек с пушками и финками. У тебя достаточно здравого смысла, Джеймс. И у Габриеля тоже. И у тех мальчишек, которых я видел на вашем крыльце пару недель назад. У Кентавра его нет. Скоро он начнет палить в случайных прохожих. И изгнание из Кейвтауна ничуть его не изменит. Он не прекратит стрелять.
— Он очень-очень долго не сможет ни в кого выстрелить.
Энтони не спрашивал, что имеет в виду его собеседник. Юноша ясно дал понять, что сам свершил над ним суд. Священник знал, что в других городах и других шайках преступление Кентавра покарала бы смертная казнь, а не изгнание.
— Скажи мне, где он теперь, — осторожно поинтересовался Энтони.