– Тем лучше! – ехидно захихикал Сергей Федорович. – Одним козырем у меня больше! Ведь подозрение у меня явилось, не соучаствовали ли и вы, ваше сиятельство, будущему вашему супругу?
– Как соучаствовала? – не поняла Софья.
– А так-с! Может статься, что вы вместе с Минькой своего приемного папашеньку прихлопнули?
– Что вы говорите?! – вскрикнула графиня, хватаясь рукою за висок. – Как вы смеете?!
– А так вот и смею! Дело-то очевидное, так околесицу нечего нести; будем напрямки говорить…
– Ваше сиятельство! – вбежала испуганная Настя. – Его сиятельству графу Михаилу Андреевичу худо!…
Софья, бледная от волнения, только махнула рукой.
– И вы осмеливаетесь мне это говорить? – подступила она к Коноплянкину.
– А отчего же и не говорить, ежели язык дан? – ответил тот, нагло, с победным видом откидываясь на спинку кресла. – Вы-то, боярыня, благодарствовать меня должны за то, что я к вам пришел, а не прямо в Сыскное, а вы разные кислые слова…
– Вам что нужно? Денег? – чуть не кричала Софья. – Так ничего вы не получите, ничего!
– Напрасно-с! Большие хлопоты для вас выйдут, – хладнокровно заметил Коноплянкин. – Слышите, супруг, кажись, вас зовет…
– Софья, Соня! – донесся издалека глухой, страдальческий стон. – Софья, приди… Худо мне!
Графиня даже не услыхала его.
– Идите и доносите, кому хотите, доносите! – крикнула она Коноплянкину. – Но помните, о вашей попытке к шантажу будет сообщено властям. Я этого так не оставлю! Вы воспользовались тем, что мой муж – болезненный, нервный человек, и явились, думая, что ваше мошенничество легко удастся? Ну, нет! Вы со мной имеете дело, я – не граф… Идите, доносите!…
– Это что же? Последнее ваше слово будет?
– Последнее мое слово: вон, негодяй! – и Софья энергичным движением указала на дверь.
– Что же? Тогда прощенья просим! – пробормотал Сергей Федорович. – Вот она, доброта-то моя! Не понимают люди! – Он пошел, но в дверях остановился. – Вот что, графинюшка: сгоряча ты все это наговорила, молода ты очень и сути не понимаешь…
– Вон! – крикнула опять Софья, и в ее голосе послышались истерические нотки.
– „Вон“, „вон“! Чего заладила-то? Слышал уж я это „вон“ твое, – пробурчал Коноплянкин, – давно нужно уйти, да жаль… И графа твоего жаль, и тебя жаль… С покойным батькой твоим я приятелем был, так милость тебе даю. Буду три дня ждать. Граф-то твой знает мою чайную… Пусть завернет по старой памяти. А три дня пройдет, не прогневайся, сообщу, куда следует. Чего вам, убивцам, потакать? А затем, ваше сиятельство, желаю всяких благ! – и Коноплянкин вышел из гостиной.
– Да что же это такое? – прошептала Софья, растерянно оглядываясь вокруг. – Ведь нитка по нитке до всего доберутся… Все откроют, все погибнет! Не откупиться ли, пока есть время? Он сказал, что будет молчать три дня… Скорее к Станиславу… что скажет он… – Она нажала кнопку звонка и приказала вбежавшей Насте: – Карету скорее закладывать!
– Ваше сиятельство, к графу пройдите! – обрывающимся голосом воскликнула та. – Худо им! Боюсь я… как бы помереть не изволили! Так их этот мужлан напугал…
– Хорошо, я пройду… Распорядитесь поскорее экипажем!
Графиня быстро прошла в спальню.
Там, на постели со сбитым и измятым бельем, запрокинув голову, лежал Нейгоф. Он был очень бледен; его глаза были приоткрыты, и из-под век виднелись желтоватые белки. Грудь высоко вздымалась, но дыхание было короткое, прерывистое.
– Что же тут? – взглянула на мужа Софья. – Заснул… Не нужно только беспокоить, пусть спит… Я скоро вернусь и привезу с собой доктора.
Она уехала.
XXIII
Графиня Софья отсутствовала недолго. Она не нашла дома Куделинского, не ожидавшего ее вторичного посещения, оставила ему записку и возвратилась домой, захватив с собой Марича.
– Что, Настя? – испугалась она, увидев бледное, искаженное ужасом лицо горничной. – Что, граф проснулся?
– Его сиятельство… граф… хрипнули, потом совсем замолкнуть изволили…
– Что же? Опять заснул? – тревожно спросила Софья, бледнея.
– Какое-с заснули! – прорыдала та. – Совсем не дышат! Боюсь…
– Марич? Слышите? Пойдемте скорее!… – крикнула графиня и бросилась в спальню мужа. Марич, коротенький и толстенький, поспешил за нею.
В дверях Софья остановилась и в ужасе отпрянула.