Новая рюмка как будто окончательно закружила ему голову.
– А вот того, что я… хе-хе-хе… слышал, как читать встал, – вдруг объявил он, – того я не скажу… Не скажу, потому что я – могила.
– И не говорите! – ответила Настя. – Мы не любопытные какие-нибудь! Дашенька, пройдемте в комнаты… Прибрать там нужно.
Они вышли.
– Афанасий Дмитриевич, – обратился Богданов к жениху Насти, – хороший ты парень, больно ты мне полюбился. Гляжу я на тебя и насквозь тебя вижу, какой ты хороший человек. – Совсем охмелевший читальщик полез к Афанасию целоваться. – Дельце я тут у вас одно сварганил… Ах, какое дельце! Одна сласть-малина, и больше никаких…
– Какое дело? – спросил Дмитриев.
– Малина, говорю, и ты мне верь. Хочешь в долю? А? Серьезное дело! Выпить после можно будет страсть сколько!… А ты, сердяга, – парень хороший… Я тебя полюбил, потому и предлагаю… В иных местах удавалось и теперь удастся…
XXVIII
Пьяный Богданов схватил за рукав Афанасия и потащил его в комнаты.
– Ты мне скажи сперва, в чем у тебя дело? – упирался Дмитриев. – Иначе я не пойду!
– Ну и не ходи… Я-то за тобой как за дитем каким хожу, а ты ломаешься… Не ходи, и я вот не пойду, сяду, и буду пить! – Богданов плюхнулся на стул, вылил остатки водки и выпил. – Ты кто здесь такой? – начал он куражиться. – Жених? Чей жених? Здешней горничной! А хочешь, я вот тебя в участок отправлю? Хочешь?
– Было бы за что! – засмеялся Афанасий.
– А вот за то самое: за соучастие!
– Мели, Емеля, – махнул рукой Дмитриев.
– Ты со мной так не говори! Я все доказать могу, потому что все слышал!…
– Что слышал? – насторожился парень.
– А вот то, что госпожа графиня, ваше сиятельство, значит, говорила и что другие с ней два господина говорили…
– Да скажи ты толком, что такое?
– А то говорили, что убили они кого-то… Козодоева какого-то, и теперь должны на Сахалин пойти… Вот что они говорили!… Понял? Я, брат, умный… Тихохонько вошел, на цыпочках, слышу – говорят громко… „Дай послушаю“. Подошел к своему месту и притих… А они там ничего не слыхали, и говорили так, что все до единого слова мне слышно было… Выпить бы! Страсть как хочется… душа горит…
– Пойдем, коли так, – предложил Дмитриев.
Он казался чем-то озабочен, и даже торопился увести пьяного Богданова.
– Угостишь? – обрадовался тот.
– Знамо дело! Пойдем только отсюда.
Дмитриев под руку повел нового знакомца.
Козелок болтал без умолку, но совсем позабыл о своем таинственном предложении, которое сделал Афанасию, а тот тоже как будто не интересовался им, стараясь незаметно выпытать у пьяненького как можно больше подробностей о разговоре Куделинского, Марича и графини Нейгоф.
Наконец его пьяное бормотание надоело Афанасию.
– Ты сиди, – объявил он, поднимаясь из-за стола грязного трактира, где угощал Козелка, – а я пойду.
– Куда, друг? – уставился тот на него помутившимися глазами. – А как же я?
– Это уже твое дело… Не в няньках ведь я при тебе состоять взялся. Угостил, и довольно! – и Афанасий тронулся от стола.
– Миленький, – едва поднялся на ноги Козелок, – воззри на бывшее подобие человеческое и не пренебреги… Ссуди на бутылочку.
Дмитриев с отвращением посмотрел на него и швырнул на стол две серебряные монетки.
Водку пьяному читальщику давать не хотели, но он все-таки ухитрился достать полбутылки хмельной влаги, выпил ее чуть ли не разом и окончательно свалился с ног. Его вышвырнули за дверь трактира. Но инстинкт не оставил несчастного алкоголика. Он побрел сам не сознавая куда и наконец пробрался на кобрановские огороды, где и успокоился под кучей рогож, приготовленных для прикрытия парников.
На другое утро, чем свет Козелка разбудили пинки огородного сторожа.
– Опять появился, нечистая сила! – кричал тот, выгоняя Козелка. – Столько времени не был, думали, что окочурился, а он жив и в невредимости пребывает.
– Оставь, Семен Макарович! – сумрачно ответил Козелок. – Трещит! – указал он на голову.
Вокруг него собралась толпа босяков.
– У кого, миленький, из нас этот аппарат поутру не трещит, – со смехом поддел Козелка веселый Зуй, тот самый, который вместе со своим товарищем Метлой получил деньги от Нейгофа, когда тот вздумал прийти прощаться со своими бывшими товарищами.
Сумрачный Метла был тут же.
– А ты не смейся! – остановил он Зуя. – По себе знаешь, тошно нашему брату, когда опохмелиться нечем.
– Ну, вы, чего встали да галдите, словно на бирже? – закричал на них сторож. – Прочь все пошли!