Мефодий Кириллович закрыл дверь и подошел к собеседникам.
– Чего, борода, дрожишь? – спросил он Коноплянкина, а затем перевел взгляд на Станислава. – И с вами что-то такое, мой молодой друг?
На Куделинского было страшно смотреть. Его красивое лицо было мертвенно-бледно, глаза расширены, и губы дрожали, и сам он трясся, точно в лихорадке.
Когда Кобылкин подходил, он отступал от него все дальше, вытянув вперед обе руки, как для защиты.
– Вы, – проговорил он сдавленным голосом, – вы… Откуда вы? Ведь вы умерли?… Вы мертвы…
– Жив, благодаря вам, жив! – засмеялся Мефодий Кириллович. – Не дрожите так, молодой человек!… Ай- ай, какая слабая современная молодежь! Разве можно быть таким нервным? Да полноте, перестаньте, успокойтесь, ведь я же, так сказать, совершенно реален.
Станислав достиг уже угла комнаты и забился в него. Он ничего не говорил, только слышно было его тяжелое, прерывистое дыхание.
– Батюшка, Мефодий Кириллович, – кинулся к Кобылкину Сергей Федорович, – не погубите!…
– Ага, борода, – усмехнулся тот, – пришел во все свои чувства? Узнал старого знакомого?
– Узнал, батюшка! Как не узнать вас, благодетеля нашего? Не погубите! – и Коноплянкин плюхнулся на колени перед Мефодием Кирилловичем. – Простите! Навеки закаюсь!
– В чем? – спросил Кобылкин.
– В этом самом… Никогда не буду…
– Да чего? – добродушно спросил Мефодий Кириллович.
– Насчет графини… Не нужно мне ни ресторации на Обводном, ни новой крыши… Не погубите только меня, горемычного! – И Коноплянкин вдруг припал к ногам Мефодия Кирилловича, обнял их и, причитая, заговорил: – Это они все, убивцы окаянные, они меня в грех ввели… Ох, соблазн, ох, искушение!… Стой! – вдруг крикнул он и вскочил на ноги. – Нет, брат, не уйдешь!…
Куделинский, заметив, что Мефодий Кириллович отвлекся от него, подкрался к двери. Однако, когда он уже приотворил ее, Коноплянкин настиг его и схватил за шиворот.
– Прочь! – захрипел Станислав, пытаясь оттолкнуть буфетчика.
– Врешь! Не пущу! – задыхался тот, охватывая его геркулесовыми объятьями. – Попался, так и сиди!
Между ними завязалась борьба.
– Убью, ежели их высокородие прикажут, – сопел Коноплянкин. – Я тебя, разбойника, живьем представлю.
– Погоди! – дав им побарахтаться, дернул за плечо Коноплянкина Мефодий Кириллович. – Потише ты! Господин Куделинский, ну к чему вы все это? Неужели же нельзя обойтись без унижения?
Он помог Куделинскому подняться с пола, куда его словно мешок бросил Коноплянкин.
– Воды! – прохрипел тот.
– Принеси! – крикнул буфетчику Кобылкин и подвел Станислава к стулу. – Садитесь же!…
Теперь тон Мефодия Кирилловича был совсем другой. Он не просил, а приказывал, и его приказания производили впечатление.
– Вот так-то лучше, – проговорил он, усадив начинавшего успокаиваться Куделинского.
– Батюшка, Мефодий Кириллович, – вмешался Коноплянкин, принесший воду, – не оставайтесь вы с ним… Как бы чего худого не вышло… Уж осмелюсь доложить, такой это человек!
– Пустое мелешь! – отрезал Кобылкин. – Суешься, куда тебя не спрашивают. Выйди вон и никого не пускай сюда, пока я буду разговаривать с господином… Понял?
– Слушаю-с, батюшка, – закланялся Коноплянкин, – умру на месте, а никого не допущу.
– Теперь мы поговорим, любезнейший, – промолвил Мефодий Кириллович, усаживаясь против Куделинского. – Вы, конечно, узнали меня?
– Да, – ответил тот.
– Вот это хорошо! – воскликнул Мефодий Кириллович. – Это значительно облегчает мне разговор.
– Послушайте, скажите, что вам от меня нужно?
Куделинский осмелел и решил идти напролом, надеясь исправить свою невольную оплошность.
– То есть как это что? – удивился Кобылкин.
– Так. Я попал в какой-то заколдованный круг…
– Поистине в заколдованный! Редко кто из современных преступников может похвастаться приключениями подобно вашим.
– Я не знаю, о чем вы говорите…
– Будто уж? – лукаво прищурился Кобылкин. – А зачем же вы сюда изволили пожаловать?
– Зачем? Очень просто. Я могу вам объяснить. Этот негодяй Коноплянкин пытался шантажировать графа и графиню Нейгоф… Вы, конечно, знаете о них?
– Как не знать! – воскликнул Мефодий Кириллович.
– Граф скоропостижно умер под впечатлением угроз этого человека, графиня же послала меня узнать, в чем дело. Это так естественно… Ведь надо же обороняться от подобных подлецов. Я дал ему волю говорить все, что он хочет, желая узнать, какие у него основания для шантажа. Это животное взяло непозволительно грубый тон…