Ее слова вызвали в его памяти воспоминание – дорогое и ненавистное одновременно. Он в своей комнате, в доме ее отца. Поздняя ночь. Дверь отворилась. В дверях стоит она – в белой ночной сорочке, такая, какой она снилась ему по ночам и о какой он мечтал днем. Темные кудри рассыпаны по плечам. У нее в глазах – любопытство, страх и отчаянная решимость.
Леона пришла к нему, несмотря на свой страх, поддавшись желанию, которое наэлектризовывало воздух между ними. Пришла, рискуя всем. И что же она увидела? Леона застала его с трубкой в руке. Его спальню заполнил дым белого цвета, несмотря на то что окно было открыто.
«Вы хотите умереть? Вы умрете, как трус. Вы хотите, как трус, убежать от жизни? От чего бы вы ни хотели убежать, это живет внутри вас, и если вы не смеете взглянуть правде в глаза, по крайней мере имейте мужество взять в руки пистолет, чтобы не умереть с позором».
Эти слова, которые Леона тогда гневно бросила ему в лицо, были жестоки. Она говорила громко, Кристиан опасался, что в доме проснутся слуги. Теперь ею владели не желание, а гнев и жалость. Этого он не мог вынести.
– Вы не знаете точно, что у меня было по-другому, – сказал он.
– Я сразу поняла. И Тун Вэй – тоже. Там, в притоне, видела, как вы смотрели на тех людей и на трубки. Я сразу поняла, что тот иллюзорный рай потерял для вас былую притягательность.
В этом она заблуждается. Этот рай трудно отпускает от себя человека. И всегда манит к себе. Хотя бы чуть-чуть.
– Вы полагаете, Леона, что брат леди Линсуэрт пристрастится к медитации?
– По-моему, Тун Вэю придется прибегнуть к более грубым методам. Благодаря вашему энтузиазму в изучении дыхательной техники вам удалось избежать худшего. К тому же пагубные привычки не успели в вас укорениться, а Тун Вэй сказал, что Брайан погиб. – Леона подняла голову и пристально посмотрела ему в глаза. – Как странно. Я сомневаюсь, что Эдмунд справился бы с этой зависимостью. Но мне ясно, что Истербрук победил бы свои дурные привычки. В любом случае вы стали совсем другим человеком. Вы на него не похожи.
– Заначит, все это время, с тех пор как я привез вас к себе домой, вы думали об этом? Что я не похож на Эдмунда? Что я уже не слаб духом, как прежде?
– Я не это хотела сказать…
– Уверяю вас, я не изменился. Я такой же, каким был раньше. Точно так же, как мужчина остается таким же мальчиком, каким был в детстве. Мне пришлось делать выбор – остаться в живых или умереть. Осознание того, что вопрос стоит именно так, а не иначе, очень важно, Леона. Все сразу встает на свои места.
– В таком случае, Кристиан, я рада, что вы больше не Эдмунд.
Она впервые назвала его Кристианом. Произнесла его имя с такой теплотой, что он понял: Леона постепенно начала примирять настоящее с прошлым.
Экипаж остановился. Кристиан сожалел о том, что поездка закончилась. Он опасался, что только что достигнутая между ним и Леоной гармония сейчас разрушится. Потому что знал, что когда они войдут в дом, то поссорятся.
Истербрук подал ей руку, помогая выйти из экипажа и, сделав вид, будто не слышал, как она сказала ему в дверях «до свидания», как ни в чем не бывало последовал за ней в дом. Изабелла ушла, оставив их наедине.
– Я искал вас неспроста, Леона. Мне надо с вами срочно поговорить.
– Я вас внимательно слушаю. Надеюсь, беседа будет интересной.
– Не умничайте. И не пытайтесь обвести меня вокруг пальца. Я знаю, что вы приехали в Лондон не только за тем, чтобы найти деловых партнеров для своего брата. А еще для того, чтобы искать приключений на свою голову. И у меня есть все основания считать, что вы их уже нашли.
Леона поняла, что Истербрук хочет припереть ее к стенке, и смиренно ждала своей участи. Конечно, ей хотелось бы отложить этот неприятный разговор. Пока они ехали в экипаже, ей показалось, что им с Кристианом удалось сблизиться. У нее появилось ощущение, словно во время этой поездки перекинулся невидимый мостик в прошлое. Леону пугала сама мысль, что Истербрук снова превратится в совершенно чужого ей человека, которому нельзя доверять.
Леона проследовала в библиотеку и плотно закрыла за собой дверь, чтобы Изабелла не слышала их разговора. Она смотрела на своего неумолимого судью и старалась унять душевное волнение, которое охватывало ее, когда рядом был Кристиан.
– Вашему брату известно, что именно вы задумали?
– Разумеется.
– Не верю. Наверняка он не знает, что в Лондоне в собираетесь решать и другие задачи.
– Если вы имеете в виду, что я хочу найти ему здесь невесту, то, думаю, мой брат и вправду что-то подозревает. Но я ничего не сказала об этом.
– Перестаньте, Леона. Не испытывайте мое терпение.
– А вы не испытывайте мое. На что вы намекаете, говоря, что у меня в Лондоне есть еще какие-то цели? Скажите, в чем вы меня подозреваете, и, может быть, я развею ваши опасения.
– По-моему, вы надеетесь доказать то, чего не успел доказать ваш отец. Что контрабандисты, которые вознамерились погубить его торговое предприятие, являются агентами влиятельных лондонских персон.
На лице у Леоны было написано разочарование. Подтвердились ее наихудшие опасения: Истербрук с самого начала был одним из тех людей, которые во всем этом замешаны.
– Откуда вы знаете, что он подозревал или что хотел доказать?
– Ваш отец сам мне об этом рассказал.
– Если бы ему было известно, кто вы такой на самом деле, он не стал бы этого делать. Вы узнали обо всем только потому, что обманули его.
– По-моему, ваш отец догадывался, что я не тот, за кого себя выдаю. Он относился ко мне с подозрением. Но почему-то рассказал мне обо всем.
Леона не поверила Кристиану, несмотря на то что ей хотелось, чтобы сказанное им оказалось правдой. Если ее отец считал, что Истербруку можно доверять, это говорит о многом. Отец хорошо разбирался в людях.
К сожалению, дело могло обстоять совсем не так, как его пытался представить Истербрук. Возможно, отец ничего ему не рассказывал. Истербрук мог узнать обо всем из его дневника, который, судя по всему, находился у Истербрука, и эта мысль не давала Леоне покоя.
– Что именно вы от него узнали?
– Что за два года до того, как я приехал в Макао, торговая фирма вашего отца претерпела множество неудач, грозивших ей полным финансовым крахом. Пропавший груз, набеги пиратов. Ваш отец был уверен, что все это происходило не просто так, что ему мстили. Сначала – за то, что он не стал пособником контрабандистов, которые хотели ввозить в Китай опиум. Позже – за то, что он пытался вывести их на чистую воду. Наверняка тот пожар, который случился в последний день моего пребывания в Макао, был тоже «роковым совпадением».
– Не совсем. Среди людей, которые подожгли корабль, вы видели Лау Кинга. Такое было впервые.
– Я убедился в том, что опасность оказалось гораздо большей, чем предполагал ваш отец.
Да, опасность. Слишком большая опасность. Особенно для Эдмунда. Он был свидетелем преступления. Он видел Лау Кинга. А значит, Эдмунду угрожала опасность. В любой момент с ним могли расправиться. Поэтому Эдмунду пришлось бежать из Макао. Лау Кинг был слугой Хоппо Кантонского – китайского чиновника, который стоял во главе таможни. Если в том пожаре был замешан Лау Кинг, это означало, что контрабандисты, которые оказывали давление на ее отца, были повязаны с крупнейшими чиновниками, занимавшими высокие посты в Китае и Англии. Хоть император и объявил этот промысел незаконным, но чиновники благодаря торговле опиумом набивали себе карманы.
Узнав об этом, отец понял, что дело плохо, впал в уныние и стал чахнуть на глазах. Силы покидали его. До этого он думал, что, разоблачая контрабандистов, он защищает внешнюю торговлю в Гуанчжоу и китайский народ. Он даже написал письмо императору, в котором рассказал все, что видел собственными глазами.
Отец был потрясен, узнав, что китайские чиновники являются пособниками контрабандистов. У него больше не было сил бороться.
Леона вспоминала, как в ту далекую ночь они с Тун Вэем посадили Эдмунда на корабль и тайно отправили в Вампао. Он не хотел уезжать, отрицая тот факт, что ему грозит смертельная опасность из-за того, что он стал свидетелем пожара на корабле и видел людей, которые устроили поджог.