Марк кивнул со знанием дела.
— Вы это проверяли? Как вы добываете всю эту обрывочную информацию? Или Шелби вам тоже в чем-то признавался?
— Я сыщик. Как, вы думаете, я трачу свое время? В отношении оружия это было как дважды два. Фотографии в ее альбоме и квитанции о хранении оружия в его комнате во «Фрэмингеме». Он сам ходил со мной в понедельник на склад, и мы осматривали арсенал оружия. Его отец охотился на рыжих лисиц, он говорил мне об этом.
— И что? — Я ждал откровения.
— Согласно квитанциям на складе, ничто не сдвигалось с места более года. Большая часть оружия заржавела, на нем лежал слой пыли толщиной в дюйм.
— Конечно, человек может иметь оружие, которое он и не хранит на складе.
— Он не из тех, кто пользуется обрезом.
— Обрезом? — вскричал я. — Вы точно знаете?
— Мы ничего точно не знаем. — Он подчеркнул слово «точно». — Но где же используются стандартные патроны калибра 0,18 дюйма?
— Я не спортсмен, — признался я.
— Представьте себе, что кто-то таскает дробовик по улицам города. Где он его спрячет?
— Обрезами пользуются гангстеры, — заметил я. — По крайней мере, эти сведения я почерпнул из такого источника знаний, каким является кино.
— Лора была знакома с кем-нибудь из гангстеров?
— В определенном смысле слова, Макферсон, мы все гангстеры. У нас у всех есть свои конфедераты и свои заклятые враги, есть свои симпатии и антипатии. У всех нас есть прошлое, которое мы оплакиваем, и будущее, которое защищаем.
— В рекламном бизнесе они используют другое оружие, — заметил он.
— Если человек в отчаянии, разве он не может пожертвовать своим спортивным увлечением ради таких обстоятельств и покинуть привычную среду? Скажите, Макферсон, как можно укоротить ствол дробовика?
Моя просьба поделиться практической информацией осталась без внимания. Марк вернулся к своей сдержанности. Я заговорил о страховом полисе.
— Желание Шелби самому сказать вам о страховке — это, конечно, способ обезоружить вас своей милой откровенностью.
— Я так и думаю.
Характер звучащей музыки изменился. Моя рука с бокалом вина замерла на полпути к губам, я почувствовал, как бледнею. А на лице моего спутника сразу обозначилось замешательство.
Желтого цвета руки протягивали нам через стол чашечки с кофе. За соседним столом засмеялась женщина. Луна проиграла битву с облаками и отступила, не оставив следов своего медного блеска на зловещем небе. Воздух становился тяжелым. В проеме окна большого дома видна была тонкая фигура девушки, ее угловатый темный силуэт был резко очерчен в свете голой электрической лампочки.
Слева за столом напевала женщина:
Глядя ей прямо в лицо, я, оскорбленный, старался выбрать самый что ни на есть вежливый тон:
— Мадам, пощадите, пожалуйста, уши того, кто слышал эту изумительную песню в исполнении Тамары, и, будьте добры, откажитесь от неуклюжих попыток подражать ей.
Чтобы пощадить моих читателей, я не буду воспроизводить ее ответ и описывать ее жесты. Марк, прищурившись, внимательно смотрел мне в лицо, как ученый муж смотрит в микроскоп.
Я засмеялся и поспешно произнес:
— Эта мелодия для меня имеет очень большое значение. Даже став популярной, она не утратила чего-то особенного, присущего только ей. Знаете, Джерри Керн не написал ничего лучше этого.
— Впервые вы услышали ее, когда были с Лорой, — сказал Марк.
— Как вы проницательны!
— Я постепенно привыкаю к вашей манере, мистер Лайдекер.
— В награду, — пообещал я, — расскажу вам историю того вечера.
— Хорошо.
— Это было осенью 33-го года, тогда, знаете, Макс Гордон поставил на сцене «Роберту» — переложение Хаммерстайном-младшим книги Элис Дьюер Миллер. Пустяк, конечно, но, как мы знаем, питаться можно и взбитыми сливками. Это был первый выход Лоры в свет. Она была ужасно взволнована, глаза ее горели, как у ребенка, голос по-юношески срывался, когда я показывал ей то одну, то другую фигуру, которая до этого вечера представлялась этой маленькой девочке из Колорадо-Спрингс магической. На Лоре было надето шифоновое платье цвета шампанского и желтовато-зеленого цвета туфельки. Все это чрезвычайно хорошо гармонировало с цветом ее глаз и волос.
«Лора, милое дитя, — сказал я ей, — выпьем шампанского за твое платье». Она впервые в жизни его попробовала, Макферсон. Испытанное ею удовольствие давало мне ощущение, что Бог, должно быть, знает, когда превратить мартовские порывы ветра в апрельские и растопить снег.