Одунские челны высоко ценились. Они попадали даже в речные спортивные клубы на Неве и Москве-реке и служили для гонок с двуручным веслом один на один. Но основным промыслом оду некой Родымы был сплав леса. Огромная прямая лиственница, с деревом твердым, как желтая кость, не гниющим в течение более чем полвека, тысячами вырубалась в верховьях всех южных и восточных рек. Одуны сшивали их в легкие плоты особого северного типа. Сотни плотов ежегодно спускались к Сухарному устью реки Шодымы, где завязался бойкий порт, привлекший к себе иностранцев с обоих океанов: с западных окраин Полярного моря и с восточного тихоокеанского прибрежья. Здесь, в этом порту встречались Япония с Норвегией и с Канадой. Одунская культбаза тоже выросла в бойкий городок, в котором было уже до тысячи жителей. Общее число населения Одунского района считалось в десять тысяч. Новый социальный магнит отовсюду притягивал раздробленные частицы одунского племени. На базу выходили не только обруселые одуны из старых поселков по ныне пустующим рекам, но даже с Индигирки, с Яны и Лены выходили другие одунские роды, давно ассимилированные якутами, утратившие свое племенное лицо, и язык, и хозяйство и подпавшие всецело под влияние скотоводов-якутов. Они приезжали на конях, а корову порою везли на нарте, увязанную между жердями, чтобы она не брыкалась, и затянутую крепким сыромятным ремнем.
Пришел ликнеграм и решил свою задачу, научив одунов письму и чтению на родном языке.
Одунская страна представляла единое хозяйственное целое, грандиозный колхоз. Вместо натуральной коммуны, какая была, например, у атанов, одунское общество приняло новые культурные социалистические формы, восходившие, однако, от общего костра в огромном шалаше лесных жителей. Теперь эти формы преобразились и расцвели и увенчались блестящей работой одунского хозяйства, снабжавшего пищей и одеждой городские заводы и школы.
Одунская округа-коммуна твердыми шагами пошла вперед по дороге индустриализации и коллективизации Севера.