Всеми забытый, оставленный, просидел шаман Чобтагир на берегу до поздней ночи.
Шодыма неуклонно убежала мимо, и в ропоте ее струй старику непрерывно слышался упрек и напоминание: «Ушел, упустил, не поймал, упустил, не поймал, ушел, не поймал!»
Он понимал отчетливее всех соплеменников, что старая жизнь бесповоротно кончилась. Он не сумел вернуть Кендыка, но Кендык вернется. Придут русские, такие или иные, старые разбойники или новые нечестивцы, противники богов, все равно, — старая ветхая постройка одунской жизни, последний, истлевший, обветшалый обломок старины рушится без всякого остатка. Уходить надо.
Семь дней и семь ночей не ложился спать, не отдыхал Чобтагир. Его утомленная голова невольно клонилась на грудь, он засыпал сидя. Но одиночество его было нарушено. Обычные спутники Чобтагира — духи-помощники, подвластная ему дружина, и духи-убийцы — враждебная, сравнительно малознакомая сила, несмотря на вечные сражения в течение полувека, — все они опять были тут.
Покорные звери и птицы с вопросительным взглядом, искавшим поручений хозяина, зубастые духи болезней и смертей, готовые к предательскому нападению, приходили, возвращались, кружились в каком-то бесконечном хороводе и все повторяли всё тот же возглас: «Уходить надо».
Многие из духов явно готовились в путь, снимали шатры и увязывали снаряжение в тюки, готовили и запрягали сани.
Женщины духов со стоном прощались с насиженными местами: уходить надо.
Старая жизнь, очевидно, кончалась, не только естественно для слабых людей, но также сверхъестественно для духов.
Однако, собираясь к уходу, духи не хотели оставлять позади также и одунов и в особенности главного виновника всей этой передряги — Чобтагира.
«Вы тоже уходите! — приказывали они. — Ты уходи!»
Они взлетели над поселком, разбились на рабочие партии и, подлетая к каждому шатру, каждой хижине, принимались согласно и дружно трясти и раскачивать четыре основные жерди, сведенные вместе над центром ее, очагом.
— Эй, ух! — выкрикивали они в такт.
— Эй, ух! — выкрикивал невольно и Чобтагир. — Ух, вот как… Я вам тоже помогу.
Он взлетел над землей и подлетел к группе, раскачивавшей столбы его собственного дома.
Внизу спали враждебная отныне Курынь, ее сестра Айяка, племянница Лелога; только Моталки не было тут, она была где-то с чужими ребятишками.
Чобтагир мог видеть, как нападавшие вместе со столбами его дома вытаскивали души из спящих женщин, и, по мере качания жердей, души вырывались у женщин из груди или изо рта и сначала удлинялись и тянулись, а потом отскакивали в обратном качании, съеживались и исчезали, возвращаясь обратно на место.
Но духи не хотели отстать. Разрушая жилища, они хотели захватить души обитавших людей в качестве верной охотничьей добычи для дорожного запаса.
— Го, го, гок, гок, — запел главный из духов старый трудовой ритмический припев, звучавший как русские ритмы: подернем, подернем.
Четыре центральных столба вышли из гнезд и выхлестнули души из спавших людей. Тела их остались на земле, как опустевшие мешки. Чобтагир ждал, что все упадет и обрушится с грохотом, но столбы не упали. Они стали двигаться в воздухе, качаться, мелькать то там, то сям, и из них складывалась новая форма — четырехугольная, с кровлей, с трубой — знакомого вида, несказанно противного Чобтагиру.
Духи с жалобным стоном отлетели в сторону. Из сдвинутой хижины чудесно сложилась четырехугольная изба с печью, с кровлей — русская изба.
Духи отказались бороться. Они оставили шатры и хижины, выпустили схваченные души и улетели на запад, как стая огромных черных птиц или ночных теней. Но, пролетая мимо Чобтагира, они окидывали его последним взглядом ненависти.
— Проклятый, жертва недобитая.
О ком говорили они? Так вчера кричал он сам вслед Кендыку во время его быстролетного бегства. Но теперь это гневное имя перешло на него самого — на смятого, неудачного зачинщика ссоры, Чобтагира.
И Чобтагир встрепенулся. Ему пришло в голову, что не все еще потеряно.
Можно одну жертву заменить другой. Послать человеческую душу вслед улетающим духам, может быть, они смилуются и вернутся. Закусив душою человека, они окрепнут, насытятся, вернутся и поспорят с духами русских, с духами Кендыка.
Чобтагир быстро побежал к своему дому. Дом по-прежнему стоял на месте, женщины внутри его спали.
Чобтагир сдернул тонкий ремешок, висевший у двери, и пошел к лесу, сплошною стеной облегавшему поселок.