Вы говорите, что «он был народолюбив и народом любим». Не совсем удачная игра слов и совсем несправедливая игра мыслей! Пожалуй, можно сказать, что он любил народ, как паук любит муху, попавшуюся к нему в паутину, потому что он высасывал из него кровь, – как чиновник уголовной палаты любит преступление и преступников, без которых он не мог бы служить, брать взятки и жалование, – как тюремщик любит арестантов, без которых ему самому некуда было бы деваться, потому что к другой должности он уже большею частью неспособен. В русском царе соединились все эти побуждения в высшей степени: как паук сосал кровь своих подданных, как уголовный чиновник находил пищу для своей деятельности в наказании преступлений и даже издал собственное уложение о наказаниях уголовных и исправительных, где, кроме того, что прежде считалось преступным, также объявил преступлением всякое проявление самосознания, всякую светлую мысль о благе и справедливости, всякое покушение защищать собственную честь против подавляющего тиранства и насилия, – а исправлением (держась пословицы, что горбатого исправит только могила) назначил смерть физическую или политическую. Как тюремщик, наконец, сторожил он свой народ, крепкие кандалы надел на русский ум, не выпускал путешествовать на свежий европейский воздух, как бывало прежде дозволено, не дозволял даже узникам размениваться мыслями и понятиями с их родными братьями по мысли, установивши иностранную цензуру, которая, как высокий забор, отделила Россию от всех успехов мысли и науки европейской.
Не знаю, может быть, по-вашему, он достоин за все это венца небесного, но земной-то венец он носил тридцать лет совершенно недостойно, единственно благодаря тому, что крепка тюрьма русского народа и что в последнее время этот народ совсем отстал от людей и ничего не знает, что делается на свете.
Любил ли он народ, любил ли наш народ кого-либо из царей, любил ли какой-нибудь народ тиранов своих – это еще вопрос, который, не думаю, чтобы мог быть решен в вашу пользу. Не воображаете ли вы, что вы с братиею составляете русский народ? В таком случае вы жестоко ошибаетесь. Знайте же, что для русского мужика царь есть отвлеченное понятие, самодовольное и всеблаженное, потому что имеет возможность «одно сало есть». Для среднего сословия – это всевозможное великолепие, роскошь, золотой мундир, драгоценная порфира, семиверстный дворец – что за личность во всем этом открывается, до этого дела нет. Для аристократов – это опора, на которой утверждаются их собственные притязания и права, дающие им удобство делать всевозможные мерзости. В ком же можно подозревать любовь к царю? Не в вас ли? Поверьте, что вы любите не его, а разве чины и награды, которые он вам давал. Вспомните ваши чувства, когда Востоков получил Станислава, а вы остались со своим комическим, осмеянным юбилеем. Разве не в том ли, может быть, видите вы любовь русского народа к царю, что солдаты прокричат «рады стараться», проходя мимо царя церемониальным маршем: да ведь это форма, солдат стал бы кричать, если бы ему было приказано командиром: a bas Nicolaus![1], совсем не понимая смысла этих слов. Или то удостоверяет в царелюбии, что около царя собираются многолюдные толпы, особенно в провинциях; да ведь толпы народа собирались около человека, который наблюдал с площади беззубую муху на Адмиралтейском шпице. Вы утверждаете, что «Николай Павлович был любимым сыном неба». Не находясь в таких коротких сношениях с небом, как вы, не могу сказать, верно ли ваше замечание. Нам, земным людям, известно только, что он был любимым сыном Марии Федоровны, которая и постаралась отнять для него престол у Константина. Деятельное участие его в этих интригах доказывает, между прочим, его непоколебимую честность и правдивость, о которой вы отзываетесь с таким восторгом. Последующие события доказывают еще более его неустрашимость: в самом деле, человек, который своего брата не устрашился отравить в благодарность за то, что он уступил ему царство, – такой человек имел много мужества и уж никогда, конечно, не мог остановиться на пути к цели из сожаления пролить невинную кровь нескольких десятков тысяч русских рабов.