— Сон? Ну, выкладывай, — говорит он, наклоняясь вперед.
— В нем опять был Тигр, он бежал за оленухой. Я в бинокль, а не через объектив фотоаппарата наблюдала, как он настигает ее. Я сразу поняла, что Тигр — это мой отец.
Я откашливаюсь.
— Оленуха делает резкие повороты, но Тигр не отстает. Когда она падает, Тигр сжимает челюстями ее шею. Он душит ее. Я опустила бинокль, понимая, что я дочь Тигра и, следовательно, я такая же, как он.
Я жду. В голове вдруг начинает пульсировать.
— Алекса?
Потирая виски, я говорю:
— Моя голова. Стучит. Дайте мне секундочку…
Он ждет.
— «Пойдем со мной, куколка», — сказал Тигр. Но я отказалась и вместо этого подошла к оленухе. Мои руки были в ее крови. Я гладила ее ноги. Я должна была спасти ее. — Я пристально смотрю на Дэниела. — Я должна была ее спасти.
Мои глаза наполняются слезами, одна скатывается вниз.
— Удивительный сон, — говорит он. — Кто такая куколка?
Молчание.
Я отступаю и позволяю Долли выйти на Свет.
«Давай, Долли, — говорю я, — ответь ему».
— Кто такая куколка? — повторяет он.
— Просто куколка, — отвечаю я, радуясь тому, что снова вернулась в Тело.
— Куколка? — спрашивает мистер Говорун.
— Долли! Это я, глупенький.
От быстрых переключений у меня слегка кружится голова.
Мистер Говорун улыбается.
— Привет, Долли, — говорит он.
— Здравствуйте. — Я улыбаюсь.
— Долли, может, ты поможешь мне разобраться.
— Попробую, — говорю я, вытягивая шею. От мысли, что я могу быть полезной, меня охватывает гордость.
— Я думаю, только что здесь была Алекса или Онир. А потом она вдруг исчезла. Пуф. Ты знаешь, почему она ушла?
— Ой, они ужасно устали, особенно Алекса. Она почти не спит, понимаете. Но они с Онир хотели рассказать вам о сне.
— Ясно.
— Только между нами, — шепчу я, прикрывая рот рукой и хихикая, — Онир ужасно много думает о вас.
«Долли, прекрати, — приказывает Онир. — Немедленно. Ты ставишь меня в неловкое положение».
— Это действительно так? — спрашивает мистер Говорун.
— Ага. Но никому не рассказывайте, — говорю я, прижимая указательный палец ко рту.
Он улыбается.
— И как у тебя дела?
— Хорошо. У меня новое хобби, — говорю я, хлопая в ладоши. — Рисовать обезьян. Вы любите обезьян?
— Э-э, не очень. Но они мне не противны.
— Мне кажется, они лучше всех. Я оставила вам свои рисунки перед вашим отъездом. Вы их получили?
— Получил, спасибо.
— Там был гиббон, резус и орангутанг.
— Да, Долли, рисунки великолепные.
Я сбрасываю туфли и сажусь в кресле по-турецки.
— А что тебе в них больше всего нравится, в обезьянах? — спрашивает он.
— Они смешные, — говорю я. От возбуждения у меня дрожат руки.
— Да, они забавные, — соглашается он, — но они еще и умные. Их чувства меняются, когда они ошеломлены или смущены, как у людей. И если они напуганы, они прижимаются друг к другу.
— А я прижимаюсь к Раннер, когда мне страшно.
— Почему к Раннер? — мягко спрашивает он.
— Ну, она сильная и рассудительная. И…
— И? — говорит он так, будто хочет помочь мне.
Я поднимаю стиснутые кулаки.
— Она умеет боксировать, пинать и рубить! — кричу я, изображая супергероя и вызывая у него смех. — Пока вы были в отпуске, Раннер пришлось защищать меня, когда я была в Дрессировочном доме.
— Ты выходила в Дрессировочном доме? — обеспокоенно спрашивает он.
— Ага, и подружилась с одной девочкой, Пой-Пой. Только Раннер и Алекса наблюдали за нами, пока мы играли, потому что там опасно.
— В каком смысле, Долли?
— Ну, понимаете, этот человек, Навид, он делает плохие вещи с девочками. Некоторые из нас считают, что лучшая подруга Алексы, Элла, любит его, только мы еще не уверены. Но Алекса люто ненавидит его, она называет его опасным и жестоким.
— Долли, а где этот дом? — спрашивает он.
— Долли?
У меня дрожат колени, как будто я сделала что плохое.
— Долли?
Раннер отшвыривает меня с дороги, в ее глазах гнев и злоба.
— Только не делай вид, будто тебе есть до нас дело, — предупреждает она, резко вставая. — И хватит допрашивать Долли.
Он дергается.
— И поостерегись, capisce?[33] Не забывай, док, я все вижу.
Глава 59. Дэниел Розенштайн