На мгновение я задумываюсь, а не вынести ли ей строгое предупреждение. Напомнить ей о тех временах, когда мы обсуждали девушек, связавшихся с жестокими мужчинами. Девушек, про которых мы говорили, что никогда такими не станем. Мы насмехались над такими девушками, осуждали их за то, что они валяются в ногах у мужиков. А потом пьют, принимают наркотики или занимаются сексом с другим мужчиной лишь бы утолить боль от того, что тебя отвергли. Мы называли их слабыми. Жалкими. Однако мы, конечно же, есть — и всегда были — именно такими. Мы обе. Выросшие без отца, мы искали мужчину, который исправит все то зло, что было причинено нам. Все это повторяющееся безумие — надежда на другой исход.
«Сегодня я сильная. Сегодня я приложу все силы к тому, чтобы стать тем самым человеком, которым мне надо было стать, когда я была подростком».
— А знаешь, я так и не смогла забыть о том, что случилось в гардеробной. — Я прикасаюсь к своим запястьям. — О том, что сотворил со мной этот монстр. Не могу избавиться от этого. От того, что он так набросился на меня. Каким человеком надо быть, чтобы приковать наручниками и изнасиловать женщину, которая не может шевельнуться?
— Полным психом, вот каким.
— Каждый раз, когда я вижу мужчину в сером костюме, я вздрагиваю. Я должна была как-то на это отреагировать. Зря мы вернулись туда после этого.
Подходит официантка и смотрит на остатки резни на моей тарелке с завтраком.
Я пытаюсь улыбнуться в надежде дать ей понять, что в этом нет ничего личного. Мой аппетит пропал, потому что моя лучшая подруга рассказала мне, что ее били, и потому что теперь у меня есть важная информация, но я не знаю, что с ней делать. И что на это сказать. Нет у меня аппетита.
«А я хотела все это съесть», — говорит Раннер, глядя в толстую спину официантки, уносящей уродливую смесь.
«Я тоже!» — подключается Долли.
Раннер пожимает плечами и шарит в Гнезде в поисках курева.
«Тебе надо поесть», — добавляет Онир.
«Да, сходи и верни омлет».
«Где, черт побери, мои сигареты?»
«Угомонись».
«Поспеши, пока она не выбросила его».
«Не переживай; тебе на пользу, потеряешь в весе. Никчемный кусок дерьма».
«Пожалуйста, прекратите».
«Никчемный…»
«Я устала».
«Кусок…»
«Иди домой».
«ДЕРЬМА…»
«Где эти чертовы сигареты?»
«Пожалуйста, я хочу домой».
— ТИХО! — кричу я.
Я встаю.
Все в кафе оборачиваются: кружки в руках застывают в воздухе, вилки останавливаются на полпути ко ртам. Я оглядываюсь; я тяжело дышу. Элла обнимает меня за талию.
— Мне надо идти, — говорю я.
Элла дергает меня за свитер.
— Сядь, Алекса, — шепчет она.
— Голоса… — Я не договариваю.
— Что с ними?
— Они стали ужасно громкими. Теперь так постоянно.
— Все в порядке. Скажи всем внутри, что все будет хорошо.
Я сажусь и кулаком стучу себя по голове.
Элла обеими руками обхватывает мое пунцовое лицо и наклоняется ко мне.
— Послушай, у меня есть план. Хочешь узнать, какой? — шепчет мой Здравый смысл, теребя золотой ключик у себя на шее.
Я киваю.
— Каждый понедельник Кесси возит в банк недельную выручку. Если она не может поехать по какой-то причине, вместо нее ездит Шон. Чеки и наличность они хранят в том же ящике, где и коды к даркнету, поняла?
— Да…
— В следующий понедельник я отвлеку Кесси, создам в клубе какую-нибудь проблему, которую придется решать именно ей — ну, не знаю, засорю унитаз или сделаю так, что кто-то из девочек что-нибудь потеряет, одежду или косметику. И тогда ехать придется Шону. Я получу от Кесси ключ и предложу Шону помощь, когда он будет собирать выручку. А потом я не запру ящик, я оставлю его открытым, чтобы ты могла забрать оттуда коды и все контакты. После этого мы отнесем их в полицию. Коды и фотографии Пой-Пой.
— Но у нас и так достаточно улик. Господи, Элла. Разве мы мало рисковали?
Она берет мою руку, пожимает ее три раза.
— Пожалуйста, Алекса, доверься мне, — шепчет она.
Мгновение мне трудно оторвать взгляд от ее ожерелья, однако я все же киваю. Элла тут же собирает свои вещи, намереваясь уйти.
Она улыбается.
— Я люблю тебя.
Глава 65. Дэниел Розенштайн
Я знаю, что мне следовало бы уйти, но не ухожу.
Если бы об этом узнали, то, в соответствии с регламентами психиатрии, меня лишили бы лицензии, однако я решаю рискнуть и остаться. Сидя в углу, я наблюдаю, как Алекса пьет кофе, обеими руками сжимая чашку и дуя на горячий напиток. Напротив нее — какой-то мужчина в черной кожаной куртке. Они тихо разговаривают. Он наклоняется вперед, она опускает глаза. Разговор напряженный. Правила требуют, чтобы я, психиатр, оказавшись в каком-нибудь публичном месте и обнаружив там одного из своих пациентов, сразу ушел. Но я не ухожу. Я остаюсь. Шпионю. И не могу отвести от нее взгляд.