Я берусь за дело. Внутри паспорта, чеки, мешки для монет, записная книжка в плотном тканевом переплете, лист с телефонными номерами. Я открываю записную книжку и вижу сотни адресов веб-камер. Бинго. Я быстро сую ее в рюкзак. Дальше папка со счетами, под ней письмо, адресованное Навиду и написанное розовыми чернилами. Я быстро проглядываю его, в глаза бросаются слова «беременна» и «покончу с собой» во втором абзаце. В последней строчке она говорит, как сильно любит его.
«Это тоже бери», — приказывает Раннер.
На дне ящика тонкая черная папка с зажимом.
«Открывай, Алекса».
«Вот оно!» — кричит Раннер.
Тот самый листок с кодами даркнета, который Кесси сама положила в ящик. На следующих страницах описания, возраст и имена под фотографиями маленьких голых девочек.
Затаив дыхание, я просматриваю фотографии. Девочки не старше девяти-десяти лет, они сидят на коленях у какого-то мужчины, который благоразумно отвернулся. Одна девочка держит за руку расфокусированную женщину с нефритовым браслетом.
«Кесси», — говорит Раннер.
Я вижу, что ее силуэт обрезан примерно над талией. Чтобы исключить любой шанс быть узнанной.
Я переворачиваю страницу.
На меня смотрит Пой-Пой. Белая плиссированная спортивная юбочка, маечка, коротенькие носочки и помпоны. Фенечки в двух «хвостиках». Миниатюрная болельщица из группы поддержки.
Меня рвет.
Неумолимо и жестоко.
Прямо на письменный стол Навида.
Я втягиваю в себя воздух и вытираю рот. Немного успокоившись, я убираю рюкзак от содержимого своего желудка. Весь груз улик падает на пол.
Затем, словно дождавшись идеального момента, на Свет выходит Анна.
— О боже, — вслух говорит она, уставившись на фотографии. — Во что ты вляпалась?
Глава 69. Дэниел Розенштайн
У меня внутри все кипит, когда я на большой скорости еду по платной парковке в Сохо, задевая задним колесом окрашенный желтым бордюр. Как же по-детски она поступила: оставила мои вещи в черных мусорных пакетах у моей входной двери. На прилепленной к пакетам записке сердитым почерком было написано: «НЕ ЗВОНИ МНЕ». Все это так неразумно и ненужно. Жестоко. Ведь их могли украсть или ошибочно принять за мусор. Звонить ей? Да она сошла с ума. Скатертью дорожка, думаю я.
Я вылезаю из машины и чувствую, как легкие снежинки опускаются на мою щеку. Я иду к Олд-Комптон-стрит. В надежде, что ночная жизнь города и короткая прогулка среди людей уймут мое растущее беспокойство. Я иду медленно, перехожу дорогу, внимательно глядя по сторонам, и захожу в винный магазин — перед глазами так и стоит пачка «Кэмел лайтс», — но совесть напоминает мне о том, что я бросил двадцать месяцев назад.
Пухлый мужчина с доброй улыбкой и в майке, словно снятой с сына, отрывает взгляд от «Мужского здоровья» и поднимает голову.
— Пачку «Кэмел лайтс», — говорю я, — и зажигалку.
— Холодно на улице, — говорит он, протягивая мне и то, и другое.
— Зима, — отвечаю я.
На улице я плыву — ведь я не курил как минимум год. Мое пристрастие к выпивке заменяется склонностью к куреву. Никотин бьет по мозгам, и улыбка мужчины за прилавком улучшает мое настроение.
Навстречу мне идут две смеющиеся девушки, которых сопровождает не менее радостный парень. Проходя мимо, они задевают мою руку и выбивают сигарету. Горящий кончик чиркает по замшевой куртке одной из девушек.
— Поосторожнее! — возмущается она, тут же ощетинившись. — Идиот.
Я перехожу улицу и направляюсь к знакомому бару. Никотиновый кайф пропал — его убило раздражение девушки. Я снова впадаю в мрачное настроение и опять думаю о Монике.
«Почему нам просто не разойтись? — кричала она мне на прошлой неделе. — Совершенно же очевидно, что ты все еще любишь свою мертвую жену».
Жестоко, решил я. Жестоко и ненужно.
Не раздумывая, я захожу внутрь и сажусь на высокий стул у стойки.
— Диетическую колу, — говорю я, но внутренний чертик-выпивоха требует, чтобы я заказал «Джек Дэниелс».
Через два места от меня сидит привлекательная женщина с высветленными прядями и на удивление длинными ногами.
Она улыбается. Наклоняется всем телом в мою сторону, пока бармен наливает мне колу.
Плавно, как лиса, я перебираюсь на соседний стул, и до меня доносится аромат ее недорогих духов. Немного подпорченный запахом дыма.
— Трезвенник? — спрашивает она, глядя на мой стакан.
— Для меня еще рано, — говорю я.
Она опять улыбается, взгляд у нее таинственный.
— Я Хлоя, — говорит она, протягивая руку.
— Дэвид, — лгу я, пожимая ее руку.