К ним присоединяются две хрупкие блондинки, близняшки, у обеих волосы собраны в высокие прически, напоминающие мороженое «Мистер Софти». Обе моложе двух других, они то и дело бросают на них оценивающие взгляды и улыбаются, и их сильно подведенные глаза мечут молнии.
— Ты не обязана это делать, — говорю я, поворачиваясь к Элле, которая трижды сжимает мне руку.
— Все в порядке, пошли, — говорит она. — Мы здесь ненадолго. Слово даю.
Пауза.
— Как там те, что внутри? В порядке? — шепчет она, подтягивая меня к себе.
— А ты как думаешь, черт побери? — огрызается Раннер, перехватывая Тело.
Элла останавливается и осмысливает мои слова.
— Извини, — говорю я, заталкивая Раннер внутрь, — ты же знаешь Раннер. Временами ее трудно заткнуть.
Взяв меня за плечи, мой Здравый смысл смотрит мне прямо в глаза.
— Слушайте меня все, — говорит она, желая подбодрить нас. — Все будет отлично. Доверьтесь мне.
Мы идем по переулку. От звона бьющихся бутылок я подпрыгиваю и жмусь к Элле.
Я неожиданно вспоминаю — нервы-то натянуты, — что рыжеволосая — это та, что обвивалась вокруг хромированного шеста в среду вечером. Подойдя поближе, я понимаю, что она старше, чем мне казалось. На губе у нее родинка, возраст спрятан под толстым слоем грима и обтягивающей одеждой. Ее глаза широко распахнуты и шальные — верный признак того, что она обкурилась.
— Мне нужен Навид, — заявляет Элла.
Учуяв ее неуверенность, девицы улыбаются. Кажется, им нравится, что у них превосходство над ней.
— А ты кто такая? — спрашивает одна из сестричек «Софти».
— Элла.
— Он никогда не говорил ни о какой Элле, — говорит она.
— Мне сказал прийти Шон, бармен, — говорит Элла. — Сказал, что Навид ищет кого-то на должность администратора или в бар.
Девицы переглядываются и хмыкают. Атлетическая брюнетка поправляет бретельку бюстгальтера и изучает свои ногти.
— Классная курточка, — говорит рыжеволосая, ощупывая ворот нового кожаного прикида Эллы. — Где взяла?
— Подарок, — врет Элла.
Рыжеволосая гладит кожу и одобрительно кивает.
— Он в баре, — снисходит она. — Вверх по лестнице, потом налево.
— Спасибо, — улыбается Элла.
Пожимая плечами, остальные три дают ей пройти. У меня по спине бегут мурашки, потому что я знаю, что они смотрят нам вслед, пока мы поднимаемся по лестнице. Когда я быстро оглядываюсь, я замечаю, что неподвижный взгляд рыжеволосой все еще устремлен нам в спины. Затем она моргает, коварная, как кошка. Заволновавшись, я улыбаюсь ей.
Внутри пол выложен зигзагом из черно-белых плиток. Показная пышность представлена геометрическими формами, хромом и зеркалами, в которых отражается настроение людей. В среду вечером я не заметила — мой взгляд был прикован к одному бармену, — как роскошное полированное ореховое дерево и черные лакированные стулья сочетаются с атласом и мехами. Диваны низкие и обтекаемой формы, для удобства они расставлены поодиночке, а не группами. Над барной стойкой парит огромный серебристый аэроплан с крыльями шириной три фута и пропеллерами, напоминающими гигантские венчики для миксера.
Нам навстречу выходит девушка-азиатка. Ее плотно сжатый рот окружен морщинками и похож на кошачью задницу. На девушке короткая черная юбка, чулки и жемчуга. Она поглаживает длинные анисово-каштановые волосы, ниспадающие каскадом завитков. Плотная повязка, охватывающая ее голову, приподнимает челку.
— Это парик? — шепчет Онир, завладевая Телом.
«Ну-ка внутрь», — снова приказываю я, возвращая себе Тело.
Азиатка ловит свое отражение в травленом зеркале рядом с кремовым двухместным диваном, обитым бархатом, и ей явно не нравится то, что она видит. Она хмурит нарисованные брови, поправляет локон. Я улыбаюсь ей, однако она тут же осаживает меня воинственным взглядом и пренебрежительно изогнутыми губами. Ее лицо застывает в жестком выражении.
Она поворачивается ко мне спиной.
— Господи, — говорю я, — я просто хотела проявить дружелюбие.
— Здесь такое не практикуется, — хмыкает Элла.