И посередине всей этой роскоши - я. Образец виктимного поведения. Пока еще живая иллюстрация к лекции задрыги Стрекозла.
Палатки стояли в два ряда сплошными черными стенами, лишь в одной теплился огонек света. Почему-то этот свет пугал больше, чем темнота.
Я увидела человеческую фигуру, когда уже почти преодолела рыночек. Смутная тень метнулась передо мной в неверном свете чудом уцелевшего фонаря, на секунду застыла и шарахнулась прочь. Я тоже шарахнулась, меня враз пробил озноб, сердце зашлось от испуга. Я постояла на месте, пытаясь его преодолеть и унять дрожь. Затем робко двинулась вперёд. До конца огораживающего рыночек забора оставалось не больше десяти шагов, когда тень появилась вновь. Я едва не закричала от страха, когда она материализовалась в человеческую фигуру. В следующий момент фигура шагнула ко мне, и страх превратился в ужас. А ещё через мгновение я узнала этого человека.
Глава 6. Тамада
Обеденный перерыв начался с долгожданного сюрприза. Из отделения аналитической разведки позвонили и скромно сообщили: "Нашли вашего маньяка. В интернете. Разрешите представить материалы?".
Марина разрешила.
Молоденький инспектор по особым поручениям едва не подпрыгивал от возбуждения. Группа аналитиков просканировала Интернет анализатором неупорядоченной текстовой информации. В результате был выявлен самодельный любительский сайт, где на одной из страниц перечислялись фамилии жертв по делам, которые вела Марина. И не просто перечислялись, а с датами и подробностями совершенных преступлений. Марина просмотрела распечатку и задумалась. Первое, что пришло в голову: маньяк вел дневник. Однако поспешных решений она старалась избегать.
- По личности пользователя что-нибудь есть?
- Есть, все есть! Фамилия, имя, место учёбы. Вот установочные данные. Некоторые записи были защищены, Марина Львовна, их пришлось вскрыть. Там такое! За одно это можно в Институт Сербского сдавать. Он же полный псих.
Полный псих Дмитрий Аистов учился не где-нибудь, а в РАП'е, Российской Академии правосудия. Дела это, впрочем, не меняло, и Марина велела трубить общий сбор следственно-оперативной бригады. Члены бригады, надо отдать им должное, на зов трубы сбежались молниеносно.
- Правовых оснований для задержания гражданина Аистова у нас нет, - Марина окинула группу быстрым взглядом, - медлить, тем не менее, нельзя. Вот повестка: Аистов приглашается для беседы. Его необходимо разыскать и доставить, прямо сейчас. И, будьте любезны, повежливее, не на задержание идете. Далее, мне понадобится его личное дело из Академии правосудия и медицинская карта. Задачи ясны? Приступайте к выполнению.
Отправив бригаду по поручениям, Марина принялась изучать распечатку. В деле, которое она вела, фигурировали три жертвы - Бестужева, Иванова и Коломиец. А в списке Аистова оказалось семь фамилий. Тренированная память следователя подсказала: где-то она видела полный перечень. Только где?
Принесли личное дело нового фигуранта.
Дмитрий Аистов поступил в РАП по квоте для инвалидов. Однако конкурс на общих основаниях два-три человека на место, а для инвалидов чуть ли не десять. Марина пролистала дело назад. Золотая медаль за одиннадцать классов, значит, не так прост психический инвалид Аистов. Анкета. Мать - пенсионер по инвалидности, наследственное у них, что ли? Отец неизвестен. Следующая страница. Аттестационный тест. На вопрос-парадокс "Я не обязательно говорю только правду" наш умник дал ответ уклончивый: "Может быть". На вопрос-предположение "Я испытываю постоянное и сильное желание заняться сексом с женщиной", откровенный ответ "да". Ого! Каким видом секса постоянно и сильно хочет заняться инвалид Дмитрий Аистов? И с кем?
Позвонили с поста, и вскоре доставили самого Аистова. Не сказать, чтобы он выглядел совсем убогим, но двигался неуверенно. И смотрел отрешенно.
Марина начала разговор издалека: дом, семья, нравится ли учиться, кем видит себя в будущем. Аистов отвечал неохотно, сидел, нахохлившись, зажав руки между коленями.
Дмитрий казался жалким и несчастненьким, но Марина внезапно заметила, что парень искрит. Она вгляделась. От волос Аистова прыскали в биополе стрелки, но не голубые, как у ведуний, и не багровые, как у матерых колдунов, а темно-синие, почти фиолетовые. Подобного цвета Марине видеть не приходилось.
Когда дошли до увлечения Интернетом, вернулся пожилой сыскарь. Постоял, послушал. Недовольно поморщился - в оперативной работе он привык к жестким методам допроса. Внезапно схватив со стола распечатку, сыскарь рванул Аистова за ворот и сунул листки ему под нос.
- Ты где взял этот список?! - заорал он так, что Марина вздрогнула. - Откуда у тебя фамилии убитых?! Отвечать! Ну?!
Аистов откинул голову и, моргая, посмотрел на свои записи. Потом - на следователя. В его глазах не было страха, только недоумение и растерянность.
- П-почему убитых? И... к-как это "г-где взял"? Я их... Я их всех придумал.
И в этот момент Марина с изумлением увидела, как над затылком Дмитрия, взметнувшись яростным огнем, невиданной призрачной короной заполыхало лиловое пламя биополя.
Глава 7. Жених
В детстве я мечтал стать художником. Мне очень нравилось рисовать портреты, я самозабвенно наносил на бумагу физиономии сверстников и таял от похвал: "ах, как похоже" и "у мальчика несомненный талант". Это продолжалось до тех пор, пока мои работы не упросили посмотреть модного в то время портретиста. Его приговор прозвучал весьма лаконично. "Мазня", - обронил маэстро, окинув старательно разложенные на столе акварели и сангины небрежным взглядом.
Помнится, для меня это был удар. Я больше не прикасался к кисти, но привязанность к портретам осталась. Я рисую их до сих пор. Только не художественные, а психологические. И в этом занятии я дам фору кому угодно. Я составляю психологические портреты на таких же, как я. Выходит просто замечательно, ведь материал я знаю досконально. И особенно хорошо у меня получается автопортрет. Думаю, что он непременно станет музейным экспонатом, так же, как и дневник. Автопортрет серийного преступника Макорина В.А., каково? Надеюсь, специалисты ещё восхитятся тем, насколько тонко, изящно и профессионально он составлен. И тем, насколько тупы работающие в следственных органах идиоты, не способные разглядеть за автопортретом меня самого.
Итак, в мальчишеском возрасте я бросил живопись. Долгое время меня вообще ничего не занимало, я рос, учился как все, был в меру любопытен и в меру общителен. Так продолжалось, пока мне не стукнуло шестнадцать. А в шестнадцать я сделался мужчиной. Вернее, меня сделали им.
Ей было за тридцать. Соседка, портниха-надомница, отчаянная стерва и выпивоха, она приходила к нам поболтать с моей матерью и снять с неё мерку. А однажды, столкнувшись со мной на лестнице, пригласила к себе. Воспоминание о том, что произошло у неё, в провонявшей табачным дымом и дешевыми духами хрущёвке, не оставляло меня долгие годы. Оно было совершенно отвратительным, это воспоминание.
- Ты не по этой части, пацанчик, - сказала соседка после того, как долгих два часа пыталась нанизать себя на мой упорно теряющий возбуждение член. - Ну, ничего, ничего, ты всегда можешь подрочить, так ведь?
Она заржала, и меня едва не стошнило. Я опрометью бросился вон.
Я избегал женщин долгие годы. Одна мысль о том, что могу услышать нечто подобное вновь, доводила меня до исступления. До тех пор, пока я совсем недавно, года два назад, не понял, что нужно сделать для того, чтобы никогда ничего подобного не услышать. И тогда, наконец, успокоился.