Продолжая брюзжать под нос, Ханна вытерла пол, но не ушла, как того ожидала Катарина, а распахнула дверь и встала возле нее, как часовой.
— Маленькой госпоже пора спать, — это адресовалось Катарине, но она сделала вид, что не услышала служанку.
Но настойчивости Ханне было не занимать.
— Завтра приедет ваша матушка, и она не обрадуется, узнав, что вы не соблюдаете ваш режим.
Катарина нехотя вышла из комнаты — ей еще нужно было столько всего узнать. Ханна убедилась, что Катарина скрылась за дверями своей спальни, и только потом отправилась в крошечную каморку у кухни, которую она делила с Жаном.
Если Катарина любила понежиться в кровати, то Энни, напротив, вскакивала, как только солнце касалось лучами ее щек и ресниц. Закутавшись в одеяло и переступая босыми ногами по холодному полу, Энни подошла к окну и чуть не задохнулась от возмущения. По дорожке к воротам, закатав штанины и закинув удочку на плечо, спешил Жан. За забором его поджидал Франц. Мальчишки перекинулись парой фраз и, зубоскаля, поспешили к реке. А ведь они еще позавчера договаривались, что пойдут на рыбалку вместе. Ух, она им этого не простит!
Позабыв о холоде, Энни скинула с плеч одеяло, на ходу сунула ноги в башмаки, натянула мятое платье и — поскакала вниз по лестнице.
Да они о ней даже не вспомнили! И никакого сожаления и бесконечной грусти на их рожах замечено не было.
И когда ей до свободы оставалась считанная пара шагов, путь ей преградила будто из-под земли выросшая фигура Ханны.
Спустись Энни минутой раньше или минутой позже, ей бы удалось улизнуть. Ханна поставила ведро с молоком на пол и встала в дверях, сложив руки на груди.
— Ханночка, милая, пропусти, пожалуйста, они же сейчас уйдут, — пропищала Энни.
— Помнится мне, вчера вечером батюшка запретил тебе покидать дом.
— Он погорячился. И уже забыл об этом.
— Нет.
Ханна была непреклонна и стояла как монолитная, бездушная глыба.
— Но Жан же ушел. А он тоже наказан.
— Жан вчера получил свое.
— Так накажи и меня. Отхлестай полотенцем. Только быстренько.
— Я бы с радостью, но господин такое не одобрит.
— Так нечестно.
Энни поняла, что спорить с Ханной бесполезно, топнула ногой и шмыгнула на кухню. Между тем Ханна, пройдя за ней, перелила молоко в кувшин, излишки вылила в кружку и с ломтем еще горячего хлеба протянула ее Энни.
— Ханна, — Энни отхлебнула молоко и слизала белые «усы» над губой, — скажи, а правда у герцога было шесть жен? И почему они умерли?
— А тебе пошто?
— Да так, интересно.
— Болели они. Так говорят.
Энни вспомнила дорогу к замку, которую нещадно размывает дождями в сезон дождей. Наверное, болели они как раз тогда, когда лекарь к ним не мог добраться. Но что-то герцог был не особо острого ума, раз шесть смертей не навели его на мысль обосноваться в другом месте. Хотя чего пререживать, если всегда можно взять новую жену.
— Значит, он их не убивал… И не хоронил под яблонями, — разочарованно протянула Энни.
— Да конечно нет! Я сама вот этими глазами видела жен его в гробах в церкви. Не всех, но последние четыре точно. И так они были прекрасны! Будто спали сладким сном. И вообще хватит болтать! Скоро тетушка твоя приедет, а мне нечего и к обеду подать. Гастон принес уток, — Энни покосилась на три окровавленные тушки в углу. — Хочешь послушать про герцога Уэйна, ощипай их, тогда и поговорим.
Энни еще раз покосилась в угол, собрала крошки со стола, отправила в рот, схватила самое спелое из корзины и смылась из кухни.
— То-то же, — хихикнула кухарка, — Ханна на всех управу найдет.
Энни слонялась из комнаты в комнату, изнывая от скуки. Отец таким образом наказывал ее впервые. И если бы на нее не давило бремя наказания, она бы заперлась в библиотеке и читала бы книги о дальних странах, дивных зверях и птицах и смелых воинах.
Но, чувствуя себя несчастной узницей, Энни страдала и мешала слугам, сбившимся с ног, чтобы успеть привести в порядок дом к приезду тетушки Маргарет.
Энни выглянула во двор. Подъездную дорожку мели метлами. Гастон собирал лошадиные лепешки и откидывал их подальше, чтобы запах не смутил гостей.
В доме две девушки, нанятые в помощь Хромоножке, сметали паутину по углам, выбивали гобелены и протирали пыль.