— Да какое несварение? — подхватил Жан. — Он бы сдох на месте в страшных корчах.
Накривлявшись, ребята присели рядом с девочками, но на почтительном расстоянии от Энни. Мало ли, вдруг ей придет в голову зарядить затрещину в ответ на такую удачную шутку. Впрочем Жан решил предусмотрительно задобрить подругу, протянув ей горсть фундука.
— Держи, Лягуха.
Энни ссыпала орехи в карман. Дома расколет камнем. Нечего зубы портить. Местный зубодер Стефан Крейц показывал ей свою коллекцию зубов, которую бережно хранил в деревянной шкатулке. Все они были завораживающе отвратительны — желтые, коричневые, с черными пятнами, а то и с дырами, с длинными, корявыми корнями. Крейц даже милостиво разрешил поиграть ими пятилетней малышке, пока ее отец в соседней комнате истошно орал, удерживаемый дюжими помощниками зубодера. Прошло семь лет, а картина все еще была свежа в памяти Энни. Так что нет, Жан. Грызи свои орешки сам.
Тем временем Францразгрыз орех и протянул обслюнявленное ядрышко Катарине. Она колебалась недолго. Вспомнив, как Франц назвал ее красивой, она приняла подношение с достоинством знатной дамы. Энни поморщилась от отвращения.
Приободренный Франц придвинулся поближе к Катарине и, указав рукой на замок, спросил:
— Знаешь, кто там живет? — и когда девочка мотнула головой, зловеще понизил голос: — Синяя Борода!
— Неужели его так зовут?
— Нет, конечно. Но местные только так его и называют. За глаза, конечно. Потому что на глаза ему предпочитают не попадаться.
— На это есть причины?
— О да! За замком есть сад. В саду шесть прекрасных яблонь. И под каждой зарыты кости его жен. Говорят, садовник недавно посадил седьмую яблоньку. Как только она подрастет Синяя Борода женится в седьмой раз.
— Как в страшной сказке, — с восхищением прошептала Катарина и захлопала ресницами, придвинувшись к Францу.
Энни вставила два пальца в рот и сымитировала рвотный позыв. Жан заржал, и тут же был награжден предостерегающим взглядом Франца.
— Да-да, он собственноручно закапывал каждую жену. Возможно, даже живьем.
— Враки все! — не выдержал Жан. — Маманя была в церкви на поминальной службе и в гроб заглядывала, на жену его смотрела. На кладбище его жены похоронены, а не под яблонями.
Но Франц не унимался:
— А еще говорят, что он ловит девушек в лесу, того-этого их, а после уволакивает в свое подземелье и подвешивает на железные цепи.
— Что-такое «того-этого»? — поинтересовалась Энни, а щеки Катарины вспыхнули румянцем.
— Тебе, Лягуха, пока это знать не обязательно. Нос не дорос, — он больно щелкнул ее по носу.
В отместку Энни ухватила его за нос и дернула вниз.
— Ты всего на три года меня старше. Это не повод задирать свой шнобель!
— А вообще это его лес. Говорят, он карает всех, кого поймает тут, — вяло заметил Жан.
— Точно! — подхватил Франц. — Как же я мог забыть?! Он отсекает им головы, тела скидывает в колодец, а головы складывает в кучу прямо у стены замка.
— Где? — выдохнула Катарина.
Франц вытянул шею, озираясь:
— А, вот, смотри. Серой рогожей завешана.
— Чушь все это! Никаких голов там нет! Врать ты горазд! — вспылила Энни.
— Пока никто не докажет, что я не прав, я прав! — ухмыльнулся Франц.
И с этим отвратительным самодовольством, Энни никак не могла смириться. Она не особо бережно засунула рисунок в карман передника, завернула уголек в лист лопуха и отправила туда же и вскочила, подбоченясь:
— А я и докажу! Принесу тебе «голову».
— Дерзай!
— А вот и…
Энни не договорила. В подтверждение своих намерений она сделала шаг вперед и топнула ногой, и с ужасом поняла, что почва под ее ступней поехала вниз. Слишком близко она подошла к краю, но кто ж знал, что он может осыпаться. Теперь она неслась в потоке мелких острых камней, лежа на спине и судорожно хватаясь руками за мощные корни в попытке остановиться или хотя бы замедлиться. Сзади доносился визг Катарины, смешивавшийся с ее собственным воплем. Один башмак слетел и дожидался ее внизу. Другой еле-еле держался на кончиках пальцев. В завершении своего эпичного спуска Энни приложилась задницей о валун.
Поднявшись, она как ни в чем не бывало отыскала башмак и нацепила его на ногу, поправила одежду, отряхнулась. Руки и лодыжки саднили от царапин, задница болела, но она улыбнулась и победоносно взглянула на ребят:
— Ловко я спустилась, да?
Они все стояли у края и с тревогой смотрели вниз. Это не могло не порадовать ее. Но вся радость сошла на нет, когда она увидела, как Катарина жмется к Францу. Он обнимал ее и успокаивал. Фу, Катарина! Как так можно? Это же Франц! Он же придурок! Энни чуть не плюнула с досады.