— Нам нечего было сказать друг другу, Кин. Мне нечего было рассказать ему о жизни на твердой земле. А ему нечего было передать мне о небе. Поэтому он передавал золото…
— Хватит! — крикнула Ринриетта.
Несуществующий мир покорно выполнил ее волю. Болтовня девушек на диване вновь сделалась беззвучной. Но даже смотреть на их лица было мучительно. Они улыбались друг другу и, хоть лица их были совершенно не похожи, одна улыбка казалась отражением другой. Одна улыбка — мечтательная, ясная, похожая на тихий весенний солнечный день. Другая — осторожная, неуверенная, словно неумело вырезанная острыми ножницами.
Они улыбались друг другу, не зная того, что знала Ринриетта — это их последний день на встрече. Больше они не встретятся, а когда их ветра волей капризной Розы все же пересекутся, в другое время и в другом месте, это будут не они, а совсем другие люди. Тени былых улыбок.
— Хватит! — Ринриетта изо всех сил зажмурила глаза, чтоб не видеть ничего этого, страстно желая, чтоб мир еще раз поменял свои очертания, — Хорошо, ты прав, «Малефакс». Я на самом деле ни черта не знала про своего деда. И я не была любящей внучкой. Я была эгоистичной, думающей лишь о себе, щукой. Я презирала его просто за то, что он есть, за то, что предпочел бурные неконтролируемые ветра хорошо просчитанным курсам и надежному ремеслу. Все эти нелепые анахронизмы, парусные корабли, треуголки, Пиратский Кодекс… Все это казалось мне жалким. Для кого-то Восточный Хуракан был грозой воздушного океана, но для меня — старым неудачником, который тщится заполнить свою жизнь хоть чем-то, лишь бы просто ощутить, что у него эта жизнь еще есть. И я никогда не была часть этой жизнью. Доволен? Доволен, «Малефакс»?
Гомункул молчал.
— У него было право на месть, ты слышишь? Я не могу упрекать его за то, что дед им воспользовался, он попросту отплатил мне за мое презрение. Он мог передать мне величайшее в мире сокровище. Но вместо этого передал самое страшное пиратское проклятье из возможных — обрек на бесконечные скитания по небесному океану в отчаянных поисках того, чего не существует в природе. Он знал, что уничтожит этим мою жизнь. Мою хорошо просчитанную и удобную жизнь, в мелочах обустроенную и распланированную на много лет вперед. У него было на это право! Слышишь?
Ринриетта открыла глаза.
Она больше не стояла на краю окруженной пустотой крыши. Мир вновь незаметно перестроился, приняв новое обличье. Теперь он состоял из острых полированных углов, стекла и хрома — и был столь тесен, что ей самой едва нашлось в нем место. Со всех сторон ее обступали столы с разостланными картами, сложные навигационных приборы, кожаные журналы с золоченым тиснением… Были здесь и обзорные окна, узкие, защищенные бронещитами и защитными козырьками, но смотреть в них было бессмысленно — там была лишь пустота.
Казалось, пустота каким-то образом проникла и внутрь, все предметы вокруг Ринриетты несли на себе отпечаток бесчисленных чужих прикосновений, сделавшись какими-то безликими и потертыми. Какой-то едкий казарменный дух, немного знакомый ей по Аретьюзе, атмосфера какого-то громоздкого и сложного механизма, в котором она оказалась случайно и по ошибке.
Тело дернулось в спазме — оно быстрее мозга сообразило, где оказалось.
Капитанская рубка «Барракуды». Место, в котором она провела самую страшную ночь в своей жизни. Ринриетта в один краткий миг вспомнила все. Чудовищное ощущение давящей со всех сторон брони. Гнилостная вонь Марева, от которой перехватывает дыхание, но которая вливается в тебя глоток за глотком, медленно разъедая душу изнутри. Сколько часов она просидела здесь, скорчившись в капитанском кресле, в обществе мертвецов в формандской форме, лежащих кругом, словно сломанные куклы? Сколько часов слушала шепот медленно сходящего с ума бортового гомункула? Сколько часов представляла муки Тренча и Габби, до кровавых пузырей кусая губы?..
Эта бесконечная, страшная, проникнутая кошмарами ночь могла спасти ее. После нее она отреклась от Восьмого Неба. Но она забыла, насколько живучи пиратские проклятья. Даже бросив поиски, она все равно двигалась к пропасти, увлеченная неумолимым течением гибельного ветра.
«Возможно, это не было местью, прелестная капитанесса».
— Что?
«Возможно, ваш дед руководствовался чем-то иным, когда отправлял вас на заранее бессмысленные поиски».