И почему она решила, что подручный «Аргеста» непременно сидит сейчас за столом? В Паточной Банде состоят не только существа из плоти и крови. Дядюшка Крунч погиб, его память можно не оскорблять подозрениями, но есть и другие… Что если это сам «Малефакс»? Ринриетта ощутила неприятный холодок между лопатками. Видит Роза, в поведении «Малефакса» всегда было много странностей даже по меркам Паточной Банды. Единственный в мире гомункул, способный сохранить рассудок на напичканном магией корабле. Знающий столь много, что невольно возникают подозрения — а не читает ли он мысли?.. Что, если все это время он был тайным подручным «Аргеста»?
Ринриетта помотала головой, чтоб выбросить эти мысли прочь. Если предостережения «Малефакса» правдивы, ей как никогда потребуется предельная концентрация, нечего бередить душу жуткими картинами. Но была еще одна мысль, самый краешек которой выглядывал из-под нагромождения страхов и фантазий. Мысль, упорно возвращающаяся всякий раз, когда она смотрела на девушку в алом кителе, рассеянно улыбающуюся своей команде с капитанского места. Мысль, которую ей придется додумать, как бы противно или страшно не было.
Что, если «Аргест» — это она?
Мир вновь принялся перестраиваться, стремительно и резко. Ринриетта рефлекторно выставила вперед руки, пытаясь задержать его, но кают-компания темнела на глазах, словно превращаясь в выцветший, посеревший от времени, холст. Мгновением позже он рассыпался прямо под ее пальцами.
Она стояла на вершине незнакомого острова, глядя вниз, на кофейную пленку проплывающих облаков. Этот мир был еще проще предыдущих — и остров и небо вокруг него были безжизненны, выхолощены, пусты. Ни людей, ни рыб, ни даже паруса на горизонте. Может, в этом мире она сможет сосредоточиться и понять…
Ни в одной из легенд про Восточного Хуракана не упоминалась его внучка. Что, если у старого пирата никогда не было внучки? Что, если она сама — порождение «Аргеста», созданное специально для того, чтоб хранить самое бесценное сокровище? Что, если она — просто мыслящий сундук, искусственная оболочка?
У Ринриетты никогда не кружилась голова от высоты — старая, воспитанная Аретьюзой, привычка. Но сейчас она испытала мучительное головокружение. Мир уже снова менялся, стремительно и неудержимо. Когда она открыла глаза, никакого острова уже не было. Она вновь стояла на палубе «Воблы», запрокинув голову, под проливным дождем. Капли барабанили по доскам, пронзительно пахло мокрым деревом и парусиной.
Может, никакой Ринриетты Уайлдбриз и вовсе не существовало. Она возникла из небытия подобно Дядюшке Крунчу, в одно мгновение, по прихоти всемогущего существа, наделенная фальшивой памятью о событиях, которые никогда с ней не происходили.
Мир снова задрожал, то ли пытаясь подстроиться под ее мысли, то ли попросту хаотично меняя структуру. Когда он закончил, Ринриетта стояла в зале какого-то роскошного губернаторского дворца, уставленном мебелью красного дерева.
Что, если она никогда не училась на Аретьюзе? И не было никакого продавленного дивана, не было запаха волос Кин, не было мелькающей вспышки гелиографа «Воблы»… Она помнила странности всех членов Паточной Банды, но забыла о своих. Часто ли студентки лучших университетов Каледонии, плюнув на свое будущее, отправляются в открытое небо, куда глаза глядят? Часто ли посвящают себя бессмысленным поискам, выбирая судьбу небохода?
Дворца больше не было. Она стояла на узком мостике боевого корабля, наблюдая за грохочущей в ночи битвой. Горящие во тьме корабли казались причудливыми лампами, бросающими рваные отсветы на багрово-черные тучи.
«Аргесту» нужен был спутник — и она стала таким спутником. Готовым без отдыха бороздить ветра и нигде не задерживаться. Совпадение ли это? Или часть сложного плана, составленного нечеловеческим разумом?
Мир менялся уже безостановочно — то, что секундой ранее выглядело естественным покровом неба, оборачивалось сползающими акварельными потеками, но не успевал новый фон мира соткаться в мелочах, как и сам сползал. У Ринриетты вновь отчаянно закружилась голова.
Она сидела на рее, свесив вниз ноги, и смотрела за размытым узором полярного сияния.
Она шла ночными улицами Порт-Адамса, чувствуя резкие запахи пиратского рынка.
Она стояла в лодке, сжимая в руке гарпун и глядя, как грузно идет сквозь облака раненый кит.
Она сидела на старом продавленном диване, чувствуя запах каледонийской весны и чужих волос.
Она мусолила перо, не решаясь провести на навигационной карте черту.