— В этот раз он будет меняться так стремительно, что заметят даже твои современники. А тот, что придет ему на смену, будет казаться не менее чужим, чем Марево. Управлять им будут не адмиралы и короли, а финансовые компании и промышленные воротилы. Гомункулы перестанут следить за ветрами, они будут просчитывать курсы биржевых акций и услаждать своих хозяев непристойными картинками. Люди перестанут выходить в небесный океан, чтоб довериться Розе Ветров, бросить вызов судьбе или увидеть новые слои атмосферы. К чему? Современные корабли будут доставлять на острова все необходимое для жизни, а гомункулы — показывать места, в которых вам лень будет побывать. Границы между островами сотрутся, но вместо них возникнут тысячи других, куда более глубоких — границы между мужчинами и женщинами, здоровыми и больными, работящими и лентяями. Избавившись от необходимости противостоять ветру, вы неизбежно начнете противостоять друг другу, отыскивая для этого малейшие поводы — в истории, во взглядах на жизнь, в литературе, погоде, даже музыке… Разобщенные, самоуверенные, жадные, убежденные в том, что весь мир вам чем-то обязан, как долго вы будете оставаться людьми?
Ринриетта попыталась задержать взгляд на каком-нибудь облаке, но это оказалось непросто — они перли друг за другом почти всплошную, время от времени сливаясь в бесформенные комья или, напротив, разлетаясь в разные стороны. Как стайка нетерпеливых жадных рыбешек, слепо несущихся куда-то вперед, не задумываясь и не оглядываясь.
— Как тебе такой мир, Ринриетта? В нем больше не будет бесстрашных адмиралов и упорных исследователей. Не будет благородных королей и дерзких небоходов. И уж конечно, там не будет пиратов. Может, ты думаешь, этот мир отблагодарит тебя за то, что ты дала ему возможность выжить? Нет, Ринриетта, не отблагодарит. Вместо благодарности он убьет тебя.
— Что? — Ринриетта заморгала. Светящаяся сфера в руках вдруг налилась тяжестью, словно пушечное ядро, — Опять пытаешься меня запугать?
Древнее чудовище в обличье седого старика покачало головой.
— Ты умрешь, — произнесло оно спокойно, — И довольно скоро. Не от моей руки. Причем умрешь нелепо и глупо, совсем не геройской смертью — такое не записывают в пиратские легенды. Ты ведь и сама чувствуешь это, разве не так? Последний акт.
По ребрам прошла холодная дрожь. Марево умеет убивать, умеет искажать и пугать, но одного оно не умеет — лгать.
— А ты, значит, меня спасешь?
Вновь пожатие плечами. В точности так же пожимал плечами Восточный Хуракан.
— Да. Сделаю величайшим небоходом из всех, когда-либо вдыхавших воздух небесного океана. Подчиню тебе все ветра, сколько их есть в мире. Неужели это плохое предложение?
Он протянул руку ладонью вверх. Терпеливо ожидая, когда она вложит в ладонь светящуюся сферу. Не настаивал, не грозил, не торопил. Просто ждал.
— Весьма… весьма интересное, — Ринриетта нахмурилась, взвешивая сферу в руке, — Тем более, что мир не очень-то меня любил. Значит, я стану хозяйкой ветров?
— Всех до единого.
— Величайшим пиратом?
— На фоне легенд о тебе будут меркнуть даже звезды. И ни одна из этих легенд не будет лживой.
— Что ж, предложение кажется мне дельным, — Ринриетта протянула ему сферу, теплую, как весеннее солнце Каледонии, — Однако ты забыл то, что знал мой дед, настоящий Восточный Хуракан.
Он озадаченно моргнул, заметив ее улыбку.
Резкую и презрительную улыбку, острую, как абордажная сабля.
— Что?
— Только дурак заключает договор с пиратом. Слову пирата нельзя верить.
Она размахнулась и изо всех сил швырнула сферу о палубу.
Она не знала, чье сознание породило тот мир, в котором она оказалась, но он определенно был хуже всех предыдущих. Состоящий из одних острых углов, пропитанный ядовитыми миазмами и гарью, он обрушился на Ринриетту со всех сторон, скрежеща и шипя на тысячу голосов. Этот мир был больным, умирающим миром, она отчетливо ощущала агонию в его хриплом механическом вое, агонию и нестерпимую боль.
Глаза разъедало дымом, сердце прыгало в груди глиняным комком, но она все-таки сумела подняться на ноги. Без сомнения, этот мир был реален — он оставлял на пальцах самые настоящие ожоги и порезы, но Ринриетта все равно не сразу смогла вспомнить, где находится.
«Барбатос». Капитанская рубка.
Она судорожно оглянулась, ища опасность, но не нашла ее. Ни рыбоголового чудовища в обрывках платья, ни пугающего старика с пустыми глазницами. Только она одна. Если не считать… Ринриетта уставилась на обломки деревянных досок возле собственных сапог. Судя по всему, прежде они были бочонком — совсем небольшим, не больше галлона. Среди щепок и бронзовых заклепок, исписанных незнакомыми символами, она разглядела горсть серого съеживающегося порошка. Все, что осталось от амбиций и разума самого могущественного существа в небесном океане.