— «Мале…
— Здесь, прелестная капитанесса, — гомункул ответил ей вслух, но неуверенным тоном, словно не был уверен, что собственный голос не изменит ему, — И поздравляю с возвращением.
— Он… мертв? «Барбатос»?
— Мертв?.. — с интересом переспросил гомункул, — Для того, чтоб ответить, необходимо сперва понять, был ли он жив…
— «Малефакс»!
Гомункул вздохнул.
— Он больше не представляет собой угрозы. Лишенный структурированных мыслительных контуров он вернулся в свой мир, слившись с грозной, тлетворной, но, по счастью, бессознательной силой Марева. Так что можно сказать…
Где-то под полом капитанской рубки что-то проскрежетало, так жутко, что у Ринриетты душа ушла в пятки. Корабельные машины еще работали, сотрясая его стальные потроха, но в их реве уже не слышалось былой оглушающей ярости. Скорее, беспомощность большого смертельно раненого существа.
— Вам стоит покинуть этот корабль со всей возможной скоростью, — озабоченно произнес «Малефакс», словно прочитав ее мысли, — Боюсь, он долго не продержится. Он держался в воздухе только благодаря силе «Барбатоса», а теперь, когда его нет…
— Скумбрия под ежевичным джемом! — выругалась Ринриетта, с трудом сохраняя равновесие на качающейся палубе мостика, — Где Паточная Банда?
— Ждет вас внизу. Все в сознании, хоть и немного растеряны. Мне удалось смягчить их пребывание в нематериальной сущности, но они все еще дезориентированы и…
— Немедленно в швербот! Он поврежден, но еще протянет какое-то время в воздухе.
— Уже передал. Корди не хочет идти без вас.
— Меня не ждать! Приказ капитанессы!
— Она напугана и…
— Передай ей, — Ринриетта вынуждена была остановиться посреди мостика, чтоб выровнять дыхание и придать голосу спокойствие, которого совершенно не испытывала, — Живо все к шлюпке. Кто-то должен отшвартовать ее и поднять в воздух, пока я добегу. Не бойтесь, в этот раз вы без своей капитанессы не уйдете. Вперед!
Выбраться с капитанского мостика оказалось непростой задачей. Даже раньше его многочисленные острые углы норовили зацепить ее, теперь же, когда все вокруг дрожало тревожной дрожью и вибрировало, это сделалось подобием сложной игры, требующей значительных сил и концентрации — ни того, ни другого у Ринриетты сейчас не было. Она протискивалась к выходу, не обращая внимания на жалящие со всех сторон уколы и оставляя на зазубринах клочья алой ткани.
То, что было когда-то «Барбатосом» умирало. Для того, чтоб понять это, не требовалось быть ни ведьмой, ни искушенным инженером. Корабль гиб, в его стальном чреве что-то душераздирающе скрипело, точно кто-то сильнейшими руками сминал прочные балки и рвал на части перекрытия. Теперь, когда «Барбатос» покинули чары, лишив божественной силы, он был лишь несуразно огромным стальным чудовищем, которое ветра отказывались удерживать в небесном океане. Рано или поздно он упадет, раздавленный собственным весом и сопротивлением воздуха. И если к этому моменту она не доберется до швертбота…
Ведущий на палубу трап она преодолела относительно быстро — ступени хоть и вибрировали, но пока были целы, а вот заклепки в перекрытиях и палубах уже тревожно звенели на своих местах, выдерживая огромное, накатывающее на корпус, давление.
Про то, что разваливающийся корпус — не единственная опасность на этом корабле, Ринриетта вспомнила слишком поздно, лишь когда выбралась на палубу. Наперерез ей метнулось что-то огромное, лязгающее, слепящее мертвенным синим светом и путающееся в собственных конечностях. Голем «Восьмого Неба».
Ринриетта испуганно выдохнула — в животе мгновенно образовалась область пониженного давления. Ужасно захотелось зажмурить изо всех сил глаза — так, чтоб не видеть ни страшных кривых лезвий на насекомоподобных лапах, ни пронизывающего света единственного механического глаза. В этом мире бесполезно было закрывать глаза и ждать чуда — он был создан из раскаленного железа, а не из ее собственных фантазий…
Голем не ударил. Некоторое время он просто смотрел на Ринриетту сверху вниз, озадаченно моргая единственным глазом, затем двинулся мимо нее вдоль по палубе, шатаясь и едва удерживая равновесие на полусогнутых ногах. Так иногда движутся опьяневшие омары, добравшиеся до бочек на винных складах — словно заводные игрушки, не разбирающие пути. Этот голем уже не был опасностью. Врезавшись на полном ходу в рубку, он осел бесформенной металлической кучей, бессмысленно дергая кончиками зазубренных лап.