Следователь, соглашаясь, кивнул и заглянул в спальню. После чего вернулся к столику и, вооружившись ручкой, стал заполнять протокол под диктовку коллеги.
– Осмотр проводится в пасмурную погоду при естественном освещении… – затянул монотонную песню эксперт-криминалист.
Грошек оживился только тогда, когда мужчины приступили к осмотру личных вещей четы Хайнштайнов.
С одеждой парочка управилась очень быстро. Зато на дне полупустого кожаного чемодана-кейса нашлись предметы, которые сразу привлекли внимание не только Грошека, но и всех присутствующих. Это были зонт, небольшая подзорная труба в черном пластмассовом футляре и еще стопка бумаг, помещенных в плотный непромокаемый пакет.
Покрутив в руках подзорную трубу, следователь Шильд вернул её на свое законное место, и всё внимание сосредоточил на бумагах. Тем более, что первый же вынутый им из пачки свернутый пополам лист оказался ксерокопией то ли карты, то ли схемы железных дорог на немецком языке.
– Тре-у-бург… – по слогам прочитал Шильд, с трудом разбирая мелкие готические буквы.
Стоящего у порога Грошека словно осенило.
– Может быть, Тирберг? – осторожно осведомился он. – Когда-то здесь на месте усадьбы пана Жуевского стоял замок Тирберг!
– Замок? – удивленно вскинул брови следователь. – А причем тут замок?
Грошек промолчал, не зная что сказать в ответ. Действительно, замок тут был совсем не при чем. Тем более, что Шильд уверенно заявил, вглядываясь в аляповатые закорючки:
– Нет… Всё-таки Треубург!
Следователь отложил ксерокопию карты в сторону и вытащил из пакета газету, из которой выпал пожелтевший от времени листик с мелким рукописным текстом.
– Майн либе Герта! – прочитал он без особого напряжения заглавие письма.
Однако на этом его познания в немецком языке закончились. Тогда Шильд просто засунул все бумаги обратно в пакет и уведомил эксперта-криминалиста:
– Изымем на всякий случай… А комнаты опечатаем!
Гелена Лучинская вздохнула, но возмущаться по этому поводу не стала. Она, как и Грошек, молча подписала протокол, после чего провела мужчин в кабинет, где дотошные представители закона осмотрели шкаф, в котором хранилось оружие её мужа. Разговор со Стасем у них вышел совсем коротким. Убедившись, что охотничья двустволка на месте, они быстро проследовали к выходу.
Когда полицейский внедорожник скрылся с глаз, Грошек расслабленно опустился в кресло на террасе рядом с Рушальским. Разговор завязался сам собой.
– Полиция уже села на хвост преступнику? – полюбопытствовал Роман. – Они нашли убийцу Моники?
– Вы имеете в виду Мартина Хайнштайна? – на всякий случай уточнил детектив.
– Нет, конечно, – сказал собеседник, качая головой. – Ведь это была образцовая семейная пара! Они очень дорожили друг другом – такое нечасто встретишь в наше время…
Грошек нахмурил лоб. Сам он еще не пришел к однозначным выводам.
– Видите ли, – заявил он Рушальскому, – чтобы разобраться в этом деле надо, уподобившись скульптору, отсечь от глыбы неопровержимых фактов всё ненужное, и тогда многое прояснится! Очень часто в таких делах важно определиться с личностью жертвы, а об этом иногда можно судить по вещам, которые они при себе имеют. Вот, например, что можно сказать о подзорной трубе, которую полиция обнаружила в чемодане австрийца? Это только часть туристского снаряжения или предмет, имеющий какое-то особенное значение для Хайнштайна и его жены? Зачем она могла им понадобиться?
– Один мой приятель, когда его лишили на целый год водительских прав, возил подзорную трубу в своей машине, чтобы объезжать посты автоинспекции, – рассеянно поведал Роман.
– Разве Хайнштайны приехали на машине? – заметил Грошек. – Ладно, бог с ней, с трубой. А как быть со старым письмом из их чемодана? «Майн либе Герта…» Вас это не наводит на некоторые мысли?
– Какие?
– Ну, например, что в отношениях между супругами были свои червоточинки. Допустим, Моника обнаружила, что Мартин когда-то очень давно имел любовную связь с некой Гертой. За этим следуют укоры, ссора, обида. Вот и причины для серьезной размолвки… А ведь в отчаянии очень легко перейти рамки дозволенного!
– Бред! Представить, что Моника решилась убить своего мужа из ревности, просто невозможно!
– Это мог быть несчастный случай! Впрочем, я не настаиваю именно на такой трактовке событий. Я лишь хочу сказать, что среди тех фактов, которыми располагает следствие, лишь немногие из них имеют отношение к пропаже Хайнштайна и к смерти его жены. Задача состоит в том, чтобы не строить фантастические версии, а увязывать имеющиеся улики в единое целое, отбрасывая при этом все несущественные детали в сторону.
– А что кажется вам несущественным?
– Например, намерение супругов посетить Виштынецкое озеро. Похоже, это было заявлено Мартином для отвода глаз. Поэтому копать в данном направлении бессмысленно – ни на какое озеро они не собирались…
– Почему?
– Потому что до погранперехода в Житкеймах можно добраться всего за час, но там они так и не побывали. А Монику обнаружили в Станичках через сутки.
– Хайнштайны могли поменять свои планы!
– Это маловероятно. Пунктуальность у всех немцев в крови!
– Хорошо, а какие тогда факты вам кажутся существенными?
Грошек задумался на секунду и вполне серьезно произнес:
– Привидение!.. Все пошло кувырком с того момента, когда пан Ольшанский столкнулся в подвале с призраком. Думаю, это ключевой момент.
– Вы верите в существование неприкаянных духов и прочей мистической белиберды? – кисло улыбнулся Рушальский.
– Честно говоря, меня сейчас волнуют совсем другие вопросы. Где Мартин? Жив ли он?.. И, сдается мне, ответы на них мы получим, если только доберемся до привидения.
– А с чего вы начнете?
– Не знаю, как поступит официальное следствие, а лично я начну с газеты! – сказал детектив, немного подумав.
– С газеты? – удивился Роман. – Какой еще газеты?
– Как ни странно, местной! – многозначительно подмигнул ему Грошек.
Он встал и быстро направился к Гелене Лучинской.
Молодая женщина не стала выяснять, зачем ему понадобилась пресса за последний месяц – она просто провела его в свой кабинет и выложила перед ним целую кипу газет. Грошек посвятил внимательному изучению печатных страниц не менее четверти часа. Его поиски увенчались успехом – он обнаружил то, что искал. Маленькая заметка сообщала о находке старинных документов в бывшей усадьбе пана Жуевского.
Тут же в коридоре зазвучали голоса – это постояльцы пансионата стали спускаться на обед.
Грошек перехватил пана Ольшанского у самого входа в гостиную и задал ему всего лишь один вопрос. Лаконичное «Нет!» из уст седовласого ученого не сильно его огорчило. Зато сидящий на кухне в ожидании похлебки пан Болеслав, которому детектив задал тот же вопрос, предоставил ему более содержательные сведения:
– Ключ от подвала? Нет, не пропадал! С тех пор, как там орудует пан Ольшанский, я своим почти не пользуюсь. Он висит у входа в конюшню…
Проникнув через ворота внутрь сарая, Грошек для начала огляделся. Его приход не остался незамеченным – обеспокоенные лошади, чувствуя чужака, захрапели в своих денниках. Белая в яблоках Метель даже стукнула копытом о деревянную кормушку и тихо заржала. «Спокойно, девочка!» – ласково успокоил её Анджей и сместился к косяку.
На гвоздике рядом с воротами действительно висел ключ.
Детектив удовлетворенно хмыкнул, взял его в руки и внимательно осмотрел. После чего вернулся в особняк и после обеда вызвал профессора на террасу.
– Вы уверены, что все ваши документы из ларца на месте? – поинтересовался он у пана Ольшанского. – Вы ведете какой-нибудь учет вашим раритетам?
– Да, – кивнул профессор. – Каждый лист я нумерую и заношу его номер в блокнот. Только что мы с Басей работали с документом под номером сто одиннадцать…
– Значит, все ваши находки в сохранности?
– Конечно! – воскликнул профессор. – Желаете убедиться?
Они спустились в подвал и проследовали в потайную комнату. Пан Ольшанский указал на стопку бумаг в картонной коробке и уверенно заявил: