Пройдя немного дальше, вглубь пещеры, Кристина разглядела ледяную мебель, изящную одной своей прозрачностью. Обстановки было немного – стол со старинного вида стулом, с подлокотниками и высокой прямой спинкой, ложе под балдахином и трогательная ледяная колыбелька.
Есть тут кто? Отзовись хозяин чинный, хозяйка добрая. – Произнесла Кристина, и ее слова гулким переливом звуков разнеслись под огромным сводом.
Гости незваны, сперва спрошают, дозволено ли будет зайти. – Прозвучал из глубины пещеры ответ. Голос молодой женский и … такой же прозрачный, как и вся ледяная красота вокруг.
Прости, меня, хозяюшка милосердная. Любопытство вперед меня побежало. Не устояла перед красотами хоромов твоих – поближе разглядеть хотела.
Смотри и уходи.
А ты сама не покажешься мне? Сделай милость, явись пред очи.
Не стоит человеку с призраком встречаться. Разных миров они жители.
А если докажу тебе, что не Срединного мира житель я, окажешь честь гостеприимством?
Ни один человек не зрел меня и никто не вправе условья мне препонить.
Не человек я, ангел. Аль не слыхала о таких?
Не токмо слыхала, но и видала. И супротивников ваших, демонской природы нелюдей, також зрела. А тебя еще на первой вершине разглядела.
Так почему ты не отзывалась? – Голос Кристины звучал ровно, но в нем уже появились раздосадованные нотки.
Не люблю, когда меня кличут с целью какой.
Так я ж только поговорить с тобой хотела.
Вот и цель твоя выпросталась.
Что ж тут плохо?
А то зазорно, что обет одиночества блюду я. Разрешаю себе токмо бедоносных случаев крестьянам допомочь избежать. А кто сам себе бед кличет, пусть с ними и погибает.
Не в приключениях заплутала я, не помощи пришла просить, ангелесса вошла в интонацию проповеди. Твоей душе помочь хотела.
А почем знаешь, что моей душе не покойней твоей будет? Гляди, вечность вокруг какая – непреклонная, совершенная, упокоенная. Чего ж мне еще искати?
Всем известно, Эхо – голос призрака не упокоенного, не нашедшего пути продолжения жизни после смерти.
Да нашла я всё. И вверх, и вниз звали. Но мы с дочуркой решили домой вернуться. Тута оно привычнее.
Тихо, не спеша, призрак поведал свою историю.
Эхо действительно было пришлым, с подножия далеких Южных Альп. И звали Эхо при жизни Джиной, сироткой крестьянской. Жизнь ее началась давно, когда не летали еще по небу стальные птицы, а крашенные металлические жуки не портили воздух горных дорог.
Не сладким было существование сиротки-прикормыша. Всю тяжелую работу по дому взваливали на ее хрупкие плечи за объедки со стола благодетелей. Отправляли ее в лес за сухой щепой, в горы за козлиным мхом. Но свет стал милым для Джины с тех пор, когда встретила она в горах самого лучшего в мире парня, своего ненаглядного Джордано. Он был пастухом из соседней деревушки, одним из самых завидных женихов в округе.
В одиноких горах любовь быстро слаживается. Вот и слюбились Джордано с Джиной. И нет бы им подождать благословения родни, потерпеть до свадьбы честной, не выдержали молодые томления тел. В ту ясную звездную ночь, единственную для влюбленных, под крышей бездонного неба, раскинувшегося над итальянскими Альпами, их любовь искренностью своей зародила жизнь в чреве Джины.
Не ведая о дитяти, уговорились молодые, что через полгода, по окончании пастбищного сезона, приедет Джордано свататься к Джине. Пришло время ехать Джордано, но семья его воспротивилась. Вопреки наказу родительскому ушел из семьи пастух. С проклятием за спиной отправился в соседнюю деревню за Джиной.
А у Джины к тому времени округлость фигуры всем заметна стала. Ее приемная семья, несмотря на уверения Джины, что жених скоро свадьбу играть приедет, решила позор на себя не брать и выгнала сиротку на сносях восвояси. Джина собрала нехитрый скарб в котомку и пошла к Джордано, узнать, что не спешит единственный защитник обещание свое выполнять.
Разминулись два голубка на тропинках горных. И было бы это смешным сказом, кабы не обернулось слезами горькими.
Джина преодолела дорогу горную, дошла до селения жениховского. Да так на пороге его дома и выслушала все от сватов несостоявшихся. И сына они потеряли, и невестку признать не пожелали, а о внуке, так и вообще слышать не хотели.
Джордано добрался до родни своей любимой и узнал, что давнехонько та отправилась к Альпам, да там и померла видимо, уже. От горя Джордано разума лишился. Отправился в горы тоже смерти искать. Нашел самую высокую вершину, взобрался. И только прыгнув с нее, услыхал крик младенца новорожденного, то Джина в соседней расщелине разродилась девочкой. Но Джордано не был ангелом, вернуть вспять прыжок свой опрометчивый никак не мог, разбился он с мыслью о том, что отцом стал.
Джина с девочкой тоже недолго свету радовались. К утру два хладных тельца начала заносить метель снежная. Отлетели души их, и попали они в Чистилище, аккурат, когда Джорданову душу черти в ад за руконаложение тащили. Уж и молила Джина Судей Господних, и чертям лапы целовать пыталась, отмахнулись от причитаний молодой матери небожители.
Джине в Рай дорогу указали. Отказалась любящее сердце за Джордано последовать хотело, в Аду разделить муки смертные. Посовещавшись, Судии добро дали на это ее решение, но с дочуркой расстаться было надобно. Обещали воспитать из нее ангела чистого, светлого, но с условьем, что имени отца-матери никогда не узнает новый служитель Господа.
Расстроилась Джина, расплакалась, отошла в уголок с кровинушкой своей попрощаться. Глядит, ворота Чистилища открываются, новые души на суд Всеединого поспешают. Ну, она в суматохе-то и выскочила наружу. Приземлилась в Северной части Альп, здесь и обосновалась. Стала людям советом, Эхом-насторожем помогать, дочурку воспитывать. Даже с гномами горными дружбу соседскую завела. А лет сто назад один из них весть ей принес. В Аду перемены невиданные. Выбрался Джордано из котла. Ученье проходит какое-то рабфаковское. Закончит, будет проситься на Землю, с семьей соединиться.
Кристина была очарована голосом Эха, еще больше трогательным рассказом о любви и преданности молодых и горячих сердец. Но как не надеялась, никакого раскаяния со стороны скромной обитательницы пещеры не почувствовала.
Занятна история твоя. Тяжела была доля на Земле. Не хочешь ли упокоится в Раю?
А примут ли семью мою там?
Дочурку обязательно в Небесные ясли определят, в истинном духе воспитают. А супруга твоего нет силам тьмы отныне он служит.
Дитя заберут, а мужа и вовсе не пустят? Это ли счастием упокоения называют?
Облегчат муки твои душевные. Забудешь все, что так терзало тебя в миру.
Ополоуметь и тем счастие обрести, так что ли?
Ну…, Кристина даже растерялась от такого прямолинейного подхода простодушной крестьянской девушки.
Ни в жизнь такого не захочу, ни в смерть!
Но малышка твоя, так никогда и не вырастет, небось лет двести уже в колыбели спит?
Я хоть вкусила радости материнской, некоторым же это и вовсе не светит,– Эхо сделало многозначительную паузу. – Несмотря на их светлость. Да и как посмотреть на все это. Я, поди, всех матерей на свете счастливее – я ВСЕГДА нужна буду моей дочурке. И не придет ко мне тот тягостный момент, которого все матери на свете боятся – когда отпускать, аки голубка, чадо свое придется в мир.
А возлюбленный твой, душу продавший злу?
Грех тот нам с дочкой посвящен, вместе его и отплатим.
А если дела неправедные начнет творить он по возвращении? Начнет, к примеру, людей в горах губить.
Где там правда, где нет, сам Всеединый, как видела, не всегда разберет. А иных гостей непрошенных в горах, не то что бы припугнуть, но и наказать надобно, чтоб другим неповадно было. Лезут дурни безшабашные, юнцы сумасбродные, в беду попадают, потом о помощи взывают. И людей благородных ради них в горы коварные шлют, и птиц стальных присылают, а бывает, что и гибнет кто из спасателей таких. Сколько сил, жизней чужих, монет общинных, и ради кого? Петуха тщеславного, которому на насесте не сидится, взлететь охота, чтобы крачку покрывая кукарекать: «А я вот на самой-то вершине…». Тьфу! – Звук плевка у призрака вышел довольно натурально.