Заценяю, тебя девонька за вельми дюжую способность соль отыскивать суть происходящего. Инда в горе. Инда в форме особливой, улыбнулся Нептун-Амбросий, и, откашлявшись, гаркнул во все горло: Ангелесса Кристина! Деяния свои обоснуйте немедля!
Медицина бессильна
Спустя час Его Святейшество Патриарх Верхнего мира и Заоблачных Далей, Амбросий накручивал круги по своей приемной ризнице.
Ваше Святейшество, это ужасно, но я люблю его, своего дракона. Господи, демона, сына демона и внука демона. – Кристина закрыла лицо руками. – И я… переживаю очень. Я даже не знаю, что с ним произошло.
Призирати[196] любовию божиею суть светлых ангелов! Несть светоч любви во Тьму.
– Мои чувства далеки от миссии, на меня возложенной, Ваше Святейшество! Это какая-то другая любовь, странная и очень болезненная! Мне от нее с каждым днем только хуже, худенькие плечики Кристины затряслись в приглушенных рыданиях. Патриарх остановился и присел рядом с девушкой.
Чай не заразил тебя демон хворью какой, неизведанной?
Да нет!.. Да! Заразил! У людей это зовется страстью.
Амбросий легонько приобнял и сочувствующе вздохнул:
Кабы знала ты, деточка, сколь присны[197] мне душевные хворобы твои!
Размазывая соленую влагу, Кристина убрала руки от лица и посмотрела на Его Святейшество.
Это Паскуаль, да? Вы любили его мать, и он… он ваш сын, верно? – выпалила ангелесса и сама испугалась сказанного.
Лик Его Святейшества даже потерял форму от удивления.
Да как помыслы подобные только придуматься тебе дерзнули?!? – от возмущения патриарх побагровел и даже начал задыхаться: – Я… он… Срамной позор-то какой!
Тогда почему вы о нем так заботитесь? Он же…, - Кристина замялась.
Глаголь хоробро! Лестчий, пронырливый…
О-очень себя любит, - выкрутилась Кристина.
Патриарх опять встал и начал мерить шаги, пытаясь ходьбой разогнать смятение.
Внегда[198] был я, зелено-молодо, ангелом-хранителем. Одной земной женщины. Чистой, аки слеза ангела, красивой аки заутренняя заря, аль… недалекой пассии. Почем знать и не мне судити, века тогда аще темные были. Возлюбил я ее истово, в смотрении божием радел, понеже грань преступил любви своей, опеки. Инда открылся ей, на что дозволение было, толико ежели пассионированного готовили в путь, последний, как разумеешь. Радения мои велико простиралися любил ее я, и охорону нес, ажно коли она принимала любовника, мужлана дураковатого, барона соседского, неуча и тупицу. Но душа земных женщин – вечная тайна…
Патриарх мечтательно вздохнул и продолжил:
Померла она, а с нею дитятко. Преставились при родах. Бился я не жалея крыльев с Темным Проводником, за моей блудницей пришедшим – не сдюжил. В Чистилище улетела душа ее заблудшая. Лик ее боле не узрел я ни разу – сканеры чистилищные высокочастотные чужими грехами не балуют, как разумеешь. А чадо исторгнутое, плод любви, сей глупой страсти к недостойному тупому чурбану, патриарх понял, что его занесло, и вернулся в русло повествования. Так вот, ребеночек, котрый еще и семи лун в утробе не насчитал (медицина тогда, сама разумеешь, только верой лечила), на моих руках дух испустил. Связан был я обетом спасения чада сего. Посему схватил тельце, да в инкубатор поместил. Пару веков его выхаживали, еще парочку – лечили, предел пришел в последнее столетие расти разрешили. Слеп был я, втуне чаял образуется все, токмо не телом след было заниматься, а душой. А! Его Святейшество махнул рукой и отвернулся. Тени воспоминаний, побежавшие по его морщинам, не должны были смущать молодую ангелессу, и без того находящуюся в смятении.
Пошто ты решила, что узы нас кровные связывают?
Потому что вы всегда о нем заботились, как… о родном человеке!
В Раю все выпестованы едиными Яслями Небесными, посему родны и близки друг другу! Иль ты ведаешь иную близость?
Теперь знаю, смущенно ответила Кристина.
И запамятуй! Едино ровные чувства испытывать должон ангел, благородные помыслы сподвигают нас в деле Света, а не выгода, пусть и не чужая, родственная. Також и живем мы так. Семьей одной большой, единой, крепкой! – патриарх перевел дух. А посчет того, что Паскуаль чадом моим слывет… Ты что ль забыла, коими душами Верхний и Нижний миры полнятся? Токмо земными!
Но, слухи разные, нефелины там, монстры адовы…
Токмо Земля родит аки чистых ангелов Света, таки страшных чудовищ Тьмы, девонька. А крайние миры, Рай и Ад – пристанища сих неугомонных созданий. И посеред нас також есть падшие ангелы, белоснежной истиной прикрывающиеся, но чадорождение разноплеменное, как знаешь, невозможное чудо в нашем Трехмирье. Все, ангелюшка! Достаточно бесед душеспасительных. Марш в келью. Диплом на носу, а она любить надумала!
Когда Кристина уже стояла на пороге, патриарх напомнил ей:
Ты девонька умная, сама знаешь, что ротик на замке держать, оно куда уместней будет, – погрозил пальчиком, и вытолкнул из приемной кельи.
* * *
Большой молельный зал Духовной академии был забит до отказа. Шла последняя декада выпускных экзаменов, и, по правилам богоугодного учебного заведения последними защищались лучшие из лучших. Лечебный бальзам на душу настоятелей после года терзаний неслухами и неучами.
Сегодняшний день открывала одна из лучших студиозусов, младший советник департамента благочестия, патронируемая самим патриархом – Кристина Валей. Ангелесса уверенно поднялась на кафедру, раскрыла пузатый дамский саквояж земской моды и вытащила из него штатив с хрустальными флакончиками. Последние были заполнены… воздухом. Дыханием искренности, игриво искрящимся в лучах яркого весеннего солнца.
Многоуважаемые члены экзаменационной комиссии! Уважаемые коллеги и студиозусы! Представляю вашему вниманию чистоту помыслов душ, коих никто и не чаял увидеть раскаивающимися. Эта тема была признана трудной в изучении, тем и привлекла меня перед дипломной командировкой в Средний мир.
Повинуясь велению ангелессы, флакончики выпрыгнули из штатива и медленно поплыли в сторону стола с заинтересованно слушающей экзаменационной комиссией. Как и все подобные атрибуты иерархии, стол был украшен красной материей.
Итак, обстоятельства, подтолкнувшие моего первого подопечного к столь печальному поступку, обратите внимание на флакон под нумером один, были трагичны…
Речь Кристины текла плавно и логично. Зал, охочий до земных мыльных опер, тем более с реальной основой, слушал, затаив дыхание. Комиссия благосклонно внимала докладчице, изредка покачивая седыми головами в качестве поощрения.
Так продолжалось до седьмого флакона включительно.
Ангелесса уже готовилась приступить к обобщенному заключению, когда из саквояжика выкарабкался последний, восьмой флакон, и, несмотря на попытки кожаной сумки захлопнуть пасть, чтобы не дать стеклянному выскочке выскользнуть, вылетел в зал. По спиралевидной траектории он облетел большую молельную, а затем спикировал в экзаменационную комиссию. Слушатели ахнули, но трагедии не произошло – один из седовласых экзаменаторов, Фома Верующий[199], поймал озорника энергетической сетью и теперь с интересом его рассматривал.
А почему ангелесса не поведала нам о сем интереснейшем экземпляре? – наконец нарушил Фома напряженное молчание, повисшее в зале. По прежнему держа трепыхающийся флакон в энергетическом коконе, словно в авоське, он передал его соседу, межконфессиональному теологу Мартину Лютому[200]. Тому достаточно было одного взгляда на добычу кокона, как его глаза буквально поползли вверх.
И где, уважаемая ангелесса имела честь встретить образчик донора? – не замедлил Мартин со своим вопросом.
Авоська с флаконом пошла по рукам и экзаменаторствующие мудрецы тут же засыпали Кристину вопросами.
Как долго длился контакт?
Контактируемый понял, кто перед ним?
Каким образом ангелесса сподвигла демона на доброе деяние?
Уверена ли ангелесса, что деяние искреннее?..
Кристина в ужасе закрыла лицо руками. Это конец. Так долго скрываться от самой себя, и все напрасно! Хитрый, подлый флакончик, как впрочем, и его хозяин, сумел-таки найти возможность выйти в люди.