К беседующим подошел Его Святейшество. После краткого обмена любезностями он начал плести портал.
Пора нам пришла, девонька.
Да, Ваше Святейшество.
Ну что ж, подытожила Ада, Благодарим, милочка. Заглядывайте как-нибудь на обед.
Второй раз за вечер в Парадном зале Красного Дворца раззявил пасть Светлый портал.
Горюшко во душе поселилося, Кристина?
Нет… Да! Вы как всегда оказались правы, Ваше Святейшество, Кристина откинула со лба упрямую прядь и расправила плечи. Ткнули как котенка. В миску с правдой.
Како там?
Скисла правда.
Глядя вслед ангелессе, исчезающей в портале, Ганс задумчиво протянул:
Боюсь, Демьян, ты сделал неправильный выбор.
Домой
Боль накатывала каждые час-полтора и становилась все нестерпимее. Нужно выйти и позвать кого-нибудь.
Кого? Не способных сдержать скабрезную улыбку санитаров?
Зачем? Стать новым объектом изучения и насмешек? Она никуда не пойдет, и никого звать не будет. Все закончится здесь – умрет она, погибнет и ребенок. Чудо, эксперимент, как только их не называли. Про любовь забыли. Правы были земные книжки – любовь всегда заканчивается болью. Невыносимой. Обреченной. Беспощадной.
Но Кристина сильная, она выдержит. Нет такой боли, которую не может принять ангел.
Прости, крошка! Прости меня, грешницу. Я потерплю и за тебя.
Приступ схватки постепенно сошел на нет. До нового витка.
Благодать. Можно ненадолго прикрыть глаза. Забыться…
Кристина очнулась от настойчивых пинков изнутри.
В голове раздался нежный звон крошечных колокольчиков:
Мама, нам нужно домой!
Мама? Ну да, мама. Господи Всеединый, за девять месяцев Кристина так и не привыкла к своему интересному как ерничали ее знакомые, положению. И что интересного они нашли в неуклюжей фигуре, неповоротливом теле и ужасном самочувствии?
Но кто со мной говорит? Враг или друг? Ха-ха, в ее ситуации последних не наблюдается. Разлетелись, словно помелом демоны поработали.
Ангелесса ласково погладила живот.
Тихо, солнышко! Всё будет хорошо. Скоро всё кончится. Всё-всё.
Новая волна боли отключила на секунду сознание. В полуобморочном состоянии Кристина не могла сопротивляться чьей-то силе. В забытьи она пыталась нащупать сознание того, кто вторгается в ее боль.
Патриарх, что вы делаете?
Тишина. Нет, это не он.
Силовые потоки закручиваются в вихрь.
Демьян, это ты?
Вспомнила. Нашла кого. Кто-то, а он точно не придет. Помогать и сочувствовать – это не в традициях уроженцев Андеграунда. Отказался же от нее. Открестился, дух некрещёный.
Что-то подняло ее сознание и закружило в вихре портала. Кто? Как? Куда?
Кто это сделал? Как? Куда я лечу? Куда мы летим?
* * *
На лунную поляну перед голым утесом вышел кряжистый старик. Чудит ныне Природа-матушка – Землю балует. Снегопад усиливается, не успевает земля растопить падающих небесных пчел. Белый полог все увереннее покрывает лес. Для крымской природы это прямо новогоднее чудо какое-то.
Вместе с этим Новым годом Швидкой встречал свое 75-летие. Эка как его судьба сберегла – большую жизнь прожил. Наверное, горы подсобили. Да мамка, верующая батрачка, вымолила. Сам он, конечно, в храм ходил – благо это сейчас не преследуется, но больше, чтоб жинке угодить – чего с ней спорить с бабой упрямой.
Хотя пнем безыдейным лесник Ялтинского заповедника Иван Швидкой тоже не был. Только вера у него была своя, особая. В мощь природы – горы-исполины, волны-скалорезы, ветер-тучегон. Не раз наблюдал в своих угодьях Иван силу природную немереную, стихийную, как впрочем, и мудрость ее благодатную, благородную.
Внезапно наверху будто блеклая звездочка блеснула всполохом и сорвалась. Небо прорезала яркая дуга ее короткого пути на Землю. Звезда, видать, упала. Да так близко, за ущельем к водопаду Учан-Су, метров сто-двести не боле.
Старый Иван был, куда ему в сказки верить, но уж больно волшебной ночь казалась. Ноги сами понесли его за ущелье. Туда, где мерцал неясный свет – то ли Учан-Су лунным мороком поблескивал, то ли…
Кристина медленно приходила в себя после перехода. Лес. Холодная земля. Жухлая листва. И снег. Как здорово! Белые мягкие пушинки. Милые, прохладные. Возьмите мою боль. Заберите ее. Я ведь уже иду к вам. Я скоро стану частью вас. Я буду падать и таять как вы. Вечно…
Что-то не дает ей уйти. Что-то важное. И снова этот загадочный перезвон высоких ноток, словно из глубины себя: «Мама, мы дома!..».
На тропинке к водопаду Иван увидел лежащую фигуру. Подошел ближе. Да это девушка! Это она светилась – ее длинное белоснежное платье флюоресцировало в лунном свете. Ангел, как есть ангел.
Девушка застонала и схватилась за живот. Да она беременна! Нет, хуже. Она рожает!
Вот тебе и сказки про падающую звезду. Старый лесник суетливо полез в карман за рацией.
VI . Эпилог
Пристанище
Игриво искрящаяся поземка была единственным новогодним украшением маленького городка. Иллюминация, развешанная хаотично, на вкус местных гениев жилищно-коммунального хозяйства, настроения праздника не создавала. Она зияла потухшими лампочками, словно выбитыми зубами, и скалилась дырами редким прохожим, спешащим до звона курантов добраться до накрытых столов.
Заколоченные окна здравниц, осиротевшие танцполы и шумные рестораны, они так жаждали праздника, но мертвый сезон укрыл их своей беспощадной голодной лапой. Курорт всесоюзного значения заслуженно отдыхал в ожидании следующего лета.
Машина скорой помощи, побитая и разболтанная, образца и оснащения «столько не живут», с характерным скрипом бывалого гоночного мобиля затормозила возле минимаркета. Распахнулась передняя дверь и пассажир, занимавший место рядом с водителем, молодой парень, усато-бородатый для солидности, легко соскочил с высокого сиденья. Пружинистой походкой он направился к огоньку магазина. Фонендоскоп на шее подпрыгивал в унисон уверенным шагам врача скорой.
Максгорович! Про сладкое не забудьте! – донеслось в след от симпатичного в рыжих канапушках девичьего личика, высунувшегося в форточку неотложки фельдшера.
Не забудет, Маняш. Он сам до сладкого охоч. Сейчас вот с шампусиком Новый век и встретим! – пожилой водила потянулся в предвкушении праздника. Пусть на ходу, на дежурстве, но негоже праздник не отметить. Тем более, не только очередной год, новое тысячелетие мир встречает.
Неожиданно затрещал динамик рации:
Шестнадцатая, шестнадцатая! Вы где? Роды в заповеднике, возле Учан-Су.
Водитель, чертыхаясь что-то про сумасшедших баб, взял динамик:
Мы возле Горсовета. С сердечного на Либкнехта едем. Остановились куранты послушать. Совесть поимей, пока мы до Верхней допиликаем, сердешная небось давно мамашкой станет. А двадцатый где? На всю Ялту мы, что, одна дежурная бригада?
Ты, Рамзан, не возникай, дома на Фатиму свою выступать будешь. Если вас ищу – значит, вы ближе всех. И отдай микрофон Максиму Егоровичу.
Тьфу, баба ты бестолковая, ну выскочил человек на секунду, сейчас кликну.
Ты не кликай, татарин старый, а машину заводи, и прямиком по вызову. Там схватки уже каждую пятнашку, вот-вот рожать начнет. А доктор пусть свяжется по поводу анамнеза. Женщину-то на дороге нашли, говорят, с гор спустилась, хотя и одета, как столичная краля. А по мне, небось, хахаль решил избавиться! – на этой интригующей ноте диспетчер отключилась, а Рамзан принялся заводить свою старенькую «03», уже слегка подостывшую на декабрьском холоде.
Дверца хлопнула, и рядом с Рамзаном приземлился возвратившийся из минимаркета врач.
Вызов? – весело поинтересовался он, одновременно передавая бутылки с закуской в салон, где, накрывая на стол, хозяйничала Мария. – Уже кто-то самогончиком траванулся? Или до застольных разборок уже дошло?
Рожать одной приспичило. На водопаде. Сначала в горы лезут, а потом людям нормальным праздник отметить не дают.