— Что? — оторопел Михаил.
— Ну, ты же недавно приехал? Я тебя не видел раньше. Не дергайся ты так, я сам тут только второй месяц, — доброжелательно сообщил бородатенький юноша и почесал под подбородком.
— А-а, — сказал Михаил. Наконец-то его собственная китежская борода, в меру ухоженная, но соответствующая требованиям приличий для совершеннолетних неженатых мужчин, имеющих образование, выиграла джекпот. Эх, как жаль, что вероятность вытащить этого доверчивого хмыря выпить пивка в антракте нулевая.
— Ну да, я здесь меньше недели, — так же тихо шепнул он в ответ.
— Я так и понял, — загордился юноша. — Ты откуда?
— В смысле?
— Ты тупой, что ли? Учился где?
— А, — опять сказал Михаил, — учился. Учился в основном на Китеже.
— Это от Зихао Дексянтянга далеко?
— О, очень, — искренне сказал Михаил.
— Вот дыра.
Михаил обиженно посопел. Но долго изображать обиду было нельзя — вот-вот кто-нибудь заметит ненужную болтовню, сделает выводы и балбеса отсадят подальше.
— А тут вообще… Тут есть где нормально отдохнуть и вообще… Зависнуть?
Юноша весело посмотрел на Михаила.
— Туда, где можно, тебя не пустят, а там, куда тебя пустят, ничего нет.
Михаил снова посопел.
— Ну неужто совсем ничего?
— В «Раковинцу», может, и пустят… — насмешливо продолжил бородатенький. — Но там же ни потанцевать, ни покурить всерьез, ничего.
— Да я курить и не очень, здоровье не позволяет, — честно сказал Михаил. Еще чего, кто их знает, что у них тут золотая молодежь курит, лучше отстроиться на старте.
— Тише. Щас будут эту федеральную идиотку выпроваживать, — совсем на ухо Михаилу шепнул сосед.
— Да ты чо? — восхитился Михаил.
— Ну!
Вступила какая-то похоронная музыка, все встали, в президиуме затолпились, расселись, сел обратно и ряд Михаила. Он вертел головой и вытягивал шею, как голодный птенец, пытаясь поймать в поле каффов как можно больше — хорошо, что не надо строить из себя пресыщенного знатока.
Антропология лиц отличалась от основного населения станции не так сильно, как сначала решил Михаил, но разница улавливалась. Семитские черты… Южноазиатские. Чем ближе к президиуму, тем больше шрамов на лицах, прекрасно, прекрасно. Ни одной женщины. Вообще. Одежда, в которой в условиях станции и ходить-то не очень удобно, а работать и вовсе невозможно (такие-то рукавищи! юбки до полу!).
Рядом с президиумом с листком в руках встал персонаж и некоторое время описывал, как хорошо и как давно станция выполняет обязанности дипломатической нейтральной территории для соседних систем. Выдал данные (забавным образом расходившиеся с данными в публичном домене станции) о количестве проезжающих и объемах провозимых грузов. Перечислил добрые знамения, отмеченные в последний год усилиями служб станции и имевшие последующее положительное подтверждение.
Все похлопали. Михаил тоже похлопал.
В президиуме поднялся мужчина с краю и тоже как по писаному начал излагать — Михаил даже подумал, что ослышался, — историю Федерации Независимых Систем, правда весьма экстрактно, и быстро перешел к прошлым действиям Федерации в Объекте М38 (нормальные действия, как обычно на таком удалении — независимая экспертиза всего подряд и международный арбитраж).
Этому хлопали дольше.
Потом некоторое время не происходило ничего. В президиуме ерзали, кто-то шушукался, сосед Михаила разговорился со следующим в ряду о тюнинге шлюпки. Ага-ага, целый корабль простые секретари здесь себе позволить не могут.
Наконец как-то резко стихло. Пискляво откашлявшись, председатель президиума взял горлом две ноты пониже, пару раз экнул, мекнул (ничего себе, тут у них выражена статусная демонстрация неуважения к слушателям, ахнул про себя Михаил, экое политбюро-то!) и перешел к сути происходящего.
Примерно пять минут звучала исключительно лесть в адрес Федерации, затем лесть лично в адрес Цо. У Михаила глаза едва не полезли на лоб, когда председатель президиума, не забывая царственно покашливать, подробно отозвался о ее женской стати и внешности в целом.
«Какую статью я с этого цирка забабахаю», — с восторгом подумал Михаил, но голос разума напомнил, что такая артподготовка неизбежно предполагает какой-то тяжелый бемц, и еще вопрос, насколько Цо сможет вырулить без потерь.
Ну, так и есть. Завершение речи председателя состояло в благодарностях, которые выражались Цо за проделанную ею работу, и в сожалениях о том, что она уже уезжает.
В рядах ерзали, в президиуме шептались. Председатель сделал небольшую паузу, очевидно, набирая воздух для заключительной фразы, но сказать ее не успел.