— Хорошо, хорошо, — бормотала Цо, расхаживая туда-сюда по комнате, — а то я уже начала нервничать. Кто убил судью — понятно. Как — понятно. Но никакого «где» и никакого «зачем». Если первый убийца — Шлезингер, а корабль с зарезанным остался там, где остался, потому что Шлезингера тюкнуло метеоритом… То «где» и «зачем» слипаются окончательно. Но зачем тогда бородатые пытаются настроить меня против местных?
— Так тут же, куда ни плюнь, все заминировано. Войну я крутил-крутил, так и не уверен — вроде все давно проехали, на Бхигсе с тех пор два строя поменялось, репарации выплачены, мир-дружба последние полтораста лет без особенностей, пассажиропоток ровный, но кто знает. Бородатые как раз понятно, это крошечная группа, они обсели все финансовые источники и за кучу лет совсем страх потеряли. Мы с тобой их нервируем, как любая внешняя инвазия. Подпольные школы — это, конечно, интересно, но этой практике лет сто самое большее, нормальная здоровая реакция на политику оболванивания. Будь дело на планете, население можно было бы до совсем животного уровня довести, но здесь космос в метре за стенкой, обучение упирается в безопасность, вот они и сопротивляются — короткое плечо между падением квалификации и нежизнеспособностью всей станции в целом. Я бухло на станции в открытой продаже вообще только в бородатском кабаке видел. Жить хотят. Кстати, может быть, поэтому и не бунтуют — очень рискованно.
— И еще ладошки эти. И почему бородатые Гелю не любят?
— Почему Гелю не любят, это понятно, пафоса не удается нагнать. Ангелы, чем толще храм, тем больше размером и тем суровее на вид, а Гелю ты никак в дисциплинирующий фактор не запихаешь.
— Что-то мы задели, — хмуро сказала Цо, — просто сами еще не поняли что. И действительно, это может быть связано с заявкой, а может, и нет, что страшно утомительно. Ну, допустим, найду я здесь кроме текущих финансовых махинаций еще какую-нибудь ость, но если она сама по себе существует, то одна путаница, а не ход расследования. Я же не наводить добро и причинять справедливость сюда послана.
— «Искал колючие крошки под одеялом — выбросил трех клопов, скорпиона и змею», — процитировал Михаил из житий Оби Вана.
— Ага, а в отчет придется писать только про крошки!
— Ну почему, — хмыкнул Михаил, — вообще-то, если считать, что судью прикончил Милан, и ты докажешь, что Милан действовал в ситуации угнетения и… и… при угрозе усиления финансовой сегрегации…
— Думаешь, попробовать провести как социальную самозащиту?
— Да я и слов-то таких не знаю, — с досадой сказал Михаил, — но семье Милана вообще-то грозят неприятности, если ты нашу теорию вот так озвучишь. Вачовски с них с живых не слезут.
— Вопрос в том, наша ли эта компетенция. Еще раз — нас вызвали не для гражданского урегулирования, а для расследования убийства. Милан может быть хоть какой зайка, но если удавил Вачовски — значит, удавил. Автопилот кораблика сломал он, тут сомнений нет, значит, и открытый взлет только он мог устроить.
— Что ты только что говорила про самозащиту? — поразмыслив, уточнил Михаил.
— Человек, защищавший благополучие большой социальной группы от внешних посягательств, может быть оправдан даже при более тяжких обстоятельствах. Но тут же какое дело — чтобы суд по моему расследованию проводили внешние инстанции, нужно, чтобы социальный конфликт был заявлен хотя бы одной стороной. И Эршаду явно это не надо. Стой. Вот затем-то и весь маскарад с этими свежевыбритыми. Стало быть, совсем до смерти они тебя забивать не собирались или вывели бы где-нибудь потом случайную запись… Короче, все это нужно, чтобы я не встретилась потолковать с, условно, большой теткой… А почему же вдруг они все забегали… А у кого еще, кроме сударыни Бротт, ты спрашивал про шрамы?
— Ну, у Алди, и у Камуса спрашивал.
— А ты упоминал, что видел местных небородатых со шрамами?
— Эмн. Не помню, надо запись посмотреть.
— А ты не боишься, что нас тут прослушивают? — вдруг сообразил Михаил. Цо воззрилась на него, как на говорящую голотурию.
— Гуманитарий, конечно, диагноз, но не настолько же! Ты что, я глушилки здесь воткнула раньше, чем разулась. И заметь, протокол глушилки сам по себе будет потом документом ого-го, тут за неполную неделю с чем только не подбирались. Нет, короче. Не боюсь.
Цо просмотрела запись с Камусом, отозвалась о нем неполиткорректно, просмотрела повторно и заключила, что о шрамах на местных лицах разговора не было. Тем временем Михаил выудил, что упомянул о местных со шрамами при Алди. Цо подсела поближе, перемотала туда-сюда, вздохнула.