Она в ужасе смотрела на него. Нет, он же не это имеет в виду?..
— Маглы же умнее нас, магов, правда, Грейнджер? — Он пьяно расхохотался. — У нас же нет этих мереоло… метелоро…
— Метеорологических центров, — автоматически поправила она.
Он усмехнулся и чуть наклонился к ней, кивнул:
— Именно их. Мы, маги, люди простые, берем пегаса и бесстрашно летим в пустыню, да? Прямо навстречу буре!
Гермиона побледнела, но взяла себя в руки:
— Я здесь при чем, Малфой?
— Ты? — он замолчал, словно раздумывая. — Ну, раз тебе не нравится, что я пью за свою жизнь, то тогда другой тост! За провал миссии, Грейнджер! — И он отсалютовал ей бутылкой, сделав несколько больших глотков.
— Тебе следует прекратить пить, Малфой, — она нахмурилась, проследив за его действием, — завтра ещё один день, решающая встреча.
— Всё уже понятно, Грейнджер. Я знал, что из-за тебя я похерю вот это вот всё.
— Из-за меня? — вскинулась Гермиона. — Ты заговариваешься, Малфой! Я делала все, как ты просил — даже дресс-код в твою угоду, ни слова не сказала лишнего на встречах!
Малфой молчал. Он откинул голову на спинку кресла, глаза его были прикрыты. Внезапно он повернул голову к ней.
— А знаешь, Грейнджер, что у меня сегодня был очень интересный разговор с сынком Ахмада, с этим породистым арабским скакуном? До этой случа-айной бури.
— Конечно не знаю, откуда? — Гермиона припомнила тот момент, когда увидела Малфоя в напряженной позе с циничной ухмылкой, разговаривавшего с Джарваном, когда они были возле загонов с пегасами.
— А я тебе сейчас расскажу, — вдруг зло процедил Малфой, — этот мудак сказал, что отец уже принял решение отказать нам, но он может уговорить его, правда, за это он просит все семь артефактов плюс кое-что интересное в придачу. Точнее, кое-кого. Сама догадаешься, Грейнджер, или мне озвучить?
Спину Гермионы словно обдало жаром. Затем ледяными мурашками. Нет, неужели это то, о чем она подумала? Неужели этот Джарван с его горячими взглядами смотрел на неё, как на вещь, как на ещё один артефакт?
Малфой пьяно захохотал и поставил пустую бутылку на пол рядом с креслом, где сидел.
— Вижу, что додумалась. А я сразу понял, Грейнджер, что в паре с тобой всё к херам пойдёт.
— Я не несу ответственность за то, что там придумал себе этот Джарван, Малфой! Я не сделала ровным счётом ничего, что могло бы натолкнуть его на такую мысль! — с достоинством проговорила Гермиона. — И ты тоже не имеешь права меня обвинять в подобном.
— А кого мне обвинять? — зло прошипел Малфой. — Не было бы тебя, может, всё сложилось бы по-другому. Я просил Кингсли отправить меня одного… Но он завел свою пластинку «Нужен представитель отдела тайн! Для солидности!» Для солидности! — передразнил он. — И ты сидела там, хлопала глазами, краснела и облизывала глазами этого Джарвана. Что, Грейнджер, после юных авроров на арабов потянуло, а?..
Кровь бросилась в лицо Гермионе. Она застыла, не в силах поверить, что он это сказал.
— Ты не имеешь права со мной так разговаривать, Малфой, — тихо процедила она, стараясь, чтобы голос не дрожал.
— А что? — глумился он. — Может, мне стоило согласиться, м?.. Оформить тебя как восьмой артефакт, организовать приём-передачу в руки Ахмаду, с пометкой «Для Джарвана». Только вот надо сначала самому провести исследования, да, Грейнджер? Я обязан вписать твои характеристики в паспорт артефакта! Перечислю всех твоих прошлых владельцев…
Гермиона не могла больше это слушать. Она внезапно сорвалась с места, подлетев к нему и с размаху отвесила звонкую пощёчину. От неожиданности Малфой даже не успел среагировать, а в следующий момент Гермиона выскочила в полумрак комнаты и понеслась к двери. В темноте она наткнулась на какой-то столик и приостановилась, чтобы не дать ему упасть, и в этот момент её настиг Малфой — он приблизился бесшумно, как хищник. Гермиону захлестнул страх, когда его руки резко развернули её, и она почувствовала горячее дыхание с запахом виски. Он впечатал её в стену, руки уверенно обхватили её голову, и он вдруг жадно впился в её губы. От неожиданности она даже не сопротивлялась, ощущая лишь привкус крепкого алкоголя. Он целовал её так, как не целовал никто до этого. Его язык с напором заставлял открыть рот и отвечать ему, и страх исчез так же внезапно, как и появился.
Он оторвался от её рта и переместился к шее, впиваясь в нее поцелуями, слегка прикусывая и зализывая укусы. Одна рука сжимала её затылок, вторая прошлась к животу, где нахально проникла под футболку, оглаживая её тело, пробираясь выше к груди, скрытой тонким кружевом. Он сжал её грудь ладонью, проводя пальцем по коже над бюстгальтером.
Гермионе казалось, что это всё происходит не с ней. Не с ними. Она попыталась что-то сказать, и он тотчас же закрыл ей рот поцелуем. Его губы рождали чувства, которые она не могла разобрать. Она не могла понять, почему не сопротивляется и позволяет ему это. Возбуждение возникло так резко, что противостоять ему было невозможно. Она ощущала его запах, его наглые руки, так бесстыдно скользящие по её телу, его твёрдые губы, требующие отвечать на поцелуи. Какой-то первобытный восторг звенел в голове, закружил её, растворил без остатка.
Её руки сами собой обвились вокруг его шеи, и вместе с рваным дыханием вырвался стон, такой сладкий и тягучий, что он поймал его губами, помедлив мгновение, прежде чем снова толкнуться языком в её рот. Гермиона словно видела это со стороны, всё еще не осознавая происходящее.
Он подхватил её на руки и понёс куда-то в глубь комнаты, не разрывая поцелуя, глубже, ненасытнее, бесстыднее. Малфой остановился, чуть покачнувшись, его дыхание обожгло кожу шеи. Она не помнила себя, когда они опустились на кровать, а её футболка полетела в сторону. Нависая над ней, Малфой продолжал целовать, прижимая её запястья к постели чуть выше головы. В этом не было грубости, только уверенность в своих действиях, которой не хотелось сопротивляться. Он отпустил её руки, и она тут же обхватила его голову, пальцами зарываясь в волосы, притягивая ближе, вдавливая в себя. Возбуждение против воли уже скручивалось в тугой узел внизу живота. Он расстегнул ей шорты и пальцы нырнули под ткань белья, и Гермиона рвано втянула в себя воздух, на мгновение прерывая поцелуй, со стоном выгнулась, её руки оказались под его футболкой, оглаживая спину, ощущая, как напрягаются под её ладонью мышцы.
Внезапно он прохрипел куда-то в шею:
— Останови меня.
Она открыла глаза на звук голоса и попыталась разглядеть его в полумраке, не понимая, что он от неё хочет. Малфой провёл губами от уха и ниже, целуя грудь, с которой наполовину был стянут лиф. Её тело не желало останавливаться. Его пальцы между её бёдер кружили, надавливали, и она со стоном открыла рот, хватая воздух.
— Останови меня, — тихо прорычал ей в ухо.
Драко снова ласкал её грудь горячим языком, посасывал соски, целовал губами и чуть прикусывал кожу. Сквозь туман в голове она с трудом расслышала:
— Грейнджер.
Он вытаскивал её из этого безумия, кидал воображаемый спасательный круг, чтобы она не утонула прямо тут, захлебнувшись в желании и слившись с ним в безумии. Мысли приобретали очертания, и постепенно сознание возвращалось. Она дрожала и, как будто забыв, как это делается, с трудом вытолкнула одно слово:
— Прекрати.
Малфой замер, убрал пальцы и скатился с неё, тяжело и рвано дыша. Ладонью он закрыл лицо, в чём не было нужды, потому что Гермиона всё равно не смогла бы посмотреть ему в глаза сейчас. Было ощущение, что разум втекает обратно в голову, вытесняя возбуждение, всё это безумство с желанием и страстью кружатся в водовороте и постепенно исчезают в воронке рациональных мыслей. Неприятное чувство зашевелилось в груди. Захотелось быть за много-много миль отсюда, захотелось никогда больше не видеть его и никогда не слышать его имени. Украсть маховик времени и отмотать хотя бы на тридцать минут назад. Туда, на лоджию. Не слушать его грязные слова и просто уйти. Вообще не приходить!
Или обливейт. Стереть из памяти, чтобы не было ничего этого в мыслях.