Он пытался изо всех сил отнестись к разгоревшемуся спору с юмором, поддакивал самым громкоголосым, позже пробовал записывать рациональные мысли… «Да, да, конечно, кардинально решить вопрос с детским садиком… отрегулировать вопрос о заработной плате. «Отбило руки» то, что очень волновался Николай Николаевич. Нервным движением все время поправлял галстук, ерзал на месте, то и дело посматривал на часы, будто ему не терпелось дождаться окончания заседания местного комитета.
Предложение Виктора «забодали» сходу, единогласно. Стоя сейчас у переходной галереи, не замечая потока свежего воздуха, Виктор почувствовал, что распаляется. То ли это была злость, то ли нахлынула боевитость, он не мог понять. Кто-то мягко тронул за рукав. Виктор обернулся, готовый наговорить первому попавшемуся кучу дерзостей. Перед ним стоял Николай Николаевич.
— Чем обязан? — резковато спросил Виктор.
— Слушай, Витек, проводи меня немного, — мягко попросил председатель завкома. — Уже поздно, а мне пройтись пешком захотелось. Голова от говорильни разболелась. — Решительно взял Виктора под руку.
Они вышли из цеха на аллею, обсаженную молодыми березками, деревца успели выбросить к теплу и свету клейкие листочки. Фонари смутно освещали посыпанную гравием дорожку. Не сговариваясь, присели на скамью.
— На заседании вы красиво отмолчались, — не без ехидства заговорил Виктор, — смею надеяться, что хоть здесь, без свидетелей, выскажете свое мнение. Обычно рабочий класс должен поддерживать новое, о вы… — откровенно злился на Николая Николаевича. Приди он своевременно на помощь, неизвестно, чем бы кончился разговор на заседании комитета профсоюза. «Там отмолчался, сейчас начнет оправдываться», — подумал Виктор с неприязнью.
— Знаешь, о чем я жалею, — спросил Николай Николаевич.
— О потерянном времени?
— Нет. Жаль, фотографа не оказалось на заседании цехового комитета, — невесело улыбнулся, — запечатлел бы тебя. Как менялось твое лицо, сколько было в нем экспрессии, чувств, а в целом ты был похож на разгневанного цыпленка с длинной шеей.
— Николай Николаевич, я попросил бы воздержаться от подобных высказываний, — вскинулся Виктор, — достаточно наслушался на заседании. Вы старше меня, но никто не давал права разговаривать подобным тоном. — Виктор никак не мог понять, куда клонит председатель завкома. Одно было несомненно: это свидание было не случайным. Николай Николаевич должен сказать ему что-то весьма важное.
— Зря обижаешься. Разве забыл: в русском народе самые ласковые из ласковых слова: «Ах, ты мой глупенький! Ах, ты мой дурачок!» А если серьезно, — Николай Николаевич поднес руку с часами ближе к глазам — на улице уже смеркалось. — О, у нас еще есть время для собеседования. Начну с конца: ты, Виктор Константинович, предложил великолепную, жизненно важную для цеха, для всего завода идею. Скользящий график — палочка-выручалочка.
— Издеваетесь?
— Да, издеваюсь над твоим мальчишеством! — серьезно проговорил Николай Николаевич, — славу, что ли, делить не хотел? Зря, сошлись бы славой, как писал поэт. Это нужно уметь: пригласить председателя завкома профсоюза, Максименкова к раздаче праздничного пирога, который тайком испек, даже не предупредил, о чем пойдет речь. Что ж, итог известен: мало того, что вместо пышек получили шишки, подорвали веру людей в хорошее дело.