— Возле третьего загрузчика.
— Одна?
— С ней подручный Тамайка.
— Спасибо! Я сейчас буду. — Виктор жестом подозвал начальника смены. — Саша, веди варку. Скоро вернусь. — Вышел из кабины пультовой, перепрыгивая через ступени, досадуя на прабабушку, помчался в загрузочное отделение…
А произошло вот что. Пелагея сидела на крыльце, задумчиво поглядывала в сторону завода, перебирала сухой пучок трав, найденных в чулане. Раньше, бывало, перед пуском новой печи обязательно бросали эти травы прямо в огонь, а нынче… Она прекрасно знала, какой сегодня торжественный день, знала, что именно ее правнук именинник — его печь пускают, и оттого тоска еще злее донимала старую женщину. Виктор убежал чуть свет, ничего не объяснив, а она боялась проспать, ждала почти всю ночь его короткого рассказа.
Ночью прошел дождь. Солнце уже вовсю пригревало мокрую землю, и от нее струился синеватый парок. Березки успели приодеться в крохотные зеленые листочки, издали казались ей нарядно одетыми самодеятельными артистами, что распевали в клубе старинные фабричные песни Подмосковья. Не заметила Пелагея, когда из-за поворота вынырнул заводской автобус, притормозил возле ее дома. Знакомые ребята-стекловары шумно выскочили из автобуса, подбежали к ней.
— А ну, живо собирайся, тетка Пелагея. Айда с нами в цех! Сегодня новую печь пускают.
Она, конечно, и не предполагала ехать на завод, давным-давно мысленно попрощалась со своим стекольным. Услышав слова ребят, замахала руками: «Куда мне, по дому-то еле ползаю!» Но парни, смеясь, балагуря, подхватили ее на руки, понесли к машине: «Сам Николай Николаевич приказал, без Огневицы не возвращайтесь. Разве «батю» ослушаешься!»
…В стекольном Пелагею встретили радостными возгласами. Пожилой вахтер, не спросив пропуска, даже честь ей отдал. У входа ее поджидал Тамайка. Подбежав к ней, держа каску за ремешок, подхватил Пелагею под руку, повел осторожно вдоль загрузочной линии. И, странное дело, войдя в помещение стекольного корпуса, глотнув горьковатого воздуха, она почувствовала себя лучше — одышка прекратилась, боль в ногах притупилась. Старая и малый медленно шли по пролету, и кто бы ни встречал Огневицу и Тамайку, обязательно говорил им какие-нибудь хорошие слова, от которых у Пелагеи теплело на сердце, кое-кто просто подмигивал по-дружески. Все здесь было свое, родное, близкое. Перед входом в печное отделение Пелагея приостановилась.
— Устала, тетка Пелагея? — участливо спросил Тамайка, заглядывая в лицо пожилой женщины. — Потерпи, однако, скоро придем. — Гордость распирала парнишку: все обращают на него внимание.
— Бок сильно заколол. И сердце, сердце захолонуло.
— Однако, это шибко плохо. Тамайка врача позовет, Лидию позовет. — Пелагея движением руки удержала Тамайку.
— Сердце мое, сынок, не от боли захолонуло, от последнего свидания. Глянь, печь-то больно красивая, а народищу сколько. Где же тут правнучек мой? Подойти бы поздравить. — А про себя с горечью подумала: «Минутки не нашел для родной крови. Сама прикатила… А может, впрямь так и нужно. Что делать старухе в новом-то корпусе. Под ногами только мельтешить. Сидела бы дома тихо, как мышь в подполе…» Тут же стала мысленно возражать сама себе: «Однако обидно, что запамятовал правнучек. Старуха я не простая — Огневицей люди кличут, стекольщицей. Хотя… что им, молодым, до нас, стариков, ни холодно им, ни жарко. А мы, к примеру, все тайности стекла знаем. И обжигалась, бывало, и трубку с жидким стеклом на ноги роняла, а как погнали фашистов из подмосковной земли, к печи заместо мужиков встала, приклеилась к живому делу намертво. Жидкое стекло оно такое — тело жжет, а душу лечит».
— Кого я вижу! — навстречу Пелагее спешил Матвей. — Хозяйка самолично в цех припожаловала. Как дошла?
— Ножками, ножками своими.
— Да мы бы тебя на руках подняли, знать бы только.
— Больно весел ты сегодня.
— А что тужить? Печь пустили, люди радуются, премию пообещали. А мне, скажу по секрету, директор лично руку пожал, знай наших. Велел вечером в клуб, прийти, корреспондент из Москвы со мной беседовать пожелал. Глядишь, в журнале напишет статейку.
— Вот и узнают про тебя люди, — даже обрадовалась Пелагея, — не из-за бабы возвысишься, трудом своим.
— С Ксаной толковала обо мне?
— Нет, ужо поговорю.
— Парень, а ты директора столовой не видел? — Матвей повернулся к Тамайке.
— Большой обед для начальников тетка Оксана готовит. Тебя туда не позовут, — лукаво прищурился Тамайка.
— Будешь так со старшими разговаривать — уши оборву. Я сам кого хочешь накормлю и напою. Ну, покедова! — Матвей озорно подмигнул Пелагее, ловко полез по металлическим ступеням к площадке, где располагалась комната отдыха смены.