— Что ж, в нашем распоряжении есть около получаса, если ты… — Виктор оборвал фразу, завидев в дверях Лидию. Сразу забыв о старой женщине, встал навстречу Лидии. Она была в строгом коричневом костюме, в руках держала сумку из белой искусственной кожи, его подарок из Японии. Это показалось добрым предзнаменованием. Во время последней их тайной встречи он настоятельно потребовал от Лидии окончательного решения. Или она переходит к нему или… Собственно, второго варианта он не предлагал, это подразумевалось само собой. Сегодня Лидия должна была дать окончательный ответ. Ради этого и приехал на обед домой Виктор. И сейчас от взора его не укрылась необычайная бледность молодой женщины. Однако он не подал вида, чувствуя, как всколыхнулось что-то внутри, приободрился, громко, чтобы услышала прабабушка, проговорил:
— Какая неожиданность! Посмотри, кто к нам пришел! — протянул руку Лидии. — Салют!
— Здравствуй, Виктор! — Лидия откинула на затылок платок, подошла к кровати старой женщины. — Добрый день, Пелагея Федоровна! Сегодня вид у вас намного здоровей. — Вынула из белой сумки кулечек. — Возьмите, здесь нужные вам таблетки.
— Здрасьте! — хмуро произнесла Пелагея, демонстративно закрыла глаза. Ее очень раздосадовал приход молодой женщины. «В кои веки удалось остаться с правнуком с глазу на глаз, ан нет!» Сегодня квартира их была похожа на постоялый двор, шли, словно сговорившись, один за другим.
Лидия стояла рядом с кроватью, не зная: присесть или уйти. Решительно придвинула стул, села, глядя прямо перед собой, собиралась с мыслями. Этому приходу предшествовала не одна бессонная ночь. Думала, взвешивала, отбрасывала решенное, снова думала, орошая подушку слезами. Вчера вечером, перечитывая Сомерсета Моэма, наткнулась на строки, которые поразили ее, словно бы помогли дать ответ на самые затаенные мысли: «Мало найдется мужчин, для которых любовь — самое важное на свете, это — неинтересные мужчины, их презирают даже женщины, для которых любовь превыше всего. Разница в любви между мужчиной и женщиной в том, что женщина любит все время, а мужчина только урывками». Да разве только это позволило открыть глаза? Конечно, они с Лидией питают друг к другу самые теплые чувства, у них — любовь, вроде бы никуда от этого не денешься. Но… но… когда на кресло в цехе посадили Виктора вместо Максименкова, она вдруг предельно отчетливо представила все, что за этим последует. Максименков втайне страдает, он уязвлен до глубины души, видит за этим актом нечто большее, чем дань традиции. Естественно, как всякий самолюбивый человек, он не сможет относиться к Виктору, как прежде, будет сдержан, насторожен… А если к этому еще присовокупить удар в спину, который нанесет она? Уверена: все полетит кувырком, разом сломаются три жизни. Даже уйдя к Виктору, обретя любовь, она не обретет счастья. Почему? Да только потому, что является совестливым человеком, не из тех толстокожих, что бросают супруга, не моргнув глазом.
Все это Лидия решилась сказать сегодня Виктору. Он понял, что женщина не в себе, и не знал, как выйти из положения, не уронив собственного достоинства.
— Лида, ты пришла, чтобы сказать мне «да»?.. Или перенесем разговор?..
— Виктор, выслушай меня, пожалуйста, и пусть Пелагея Федоровна станет нашим судьей.
— Не нужно ввязывать в наши личные дела бабулю. Давай найдем для окончательного решения более спокойную обстановку…
Едва за Виктором захлопнулась дверь, Лидия всхлипнула, не выдержав, бросилась на грудь Пелагеи. Волосы молодой женщины растрепались, слезы катились по щекам.
— Что я наделала, Пелагея Федоровна? Что я наделала! Я люблю Виктора, свет меркнет без него, а как быть? Нам нельзя соединить свои судьбы, сердцу моему суждено разрываться… два огня жгут…
— И все-таки ты через «не могу» переступи, скажи Виктору. Знаю: правду скажешь — друга потеряешь, — Пелагея, расстроенная признанием Лидии, машинально погладила ее по голове, — тяжко жить ложью, тяжко… А волосы у тебя, девка, мягкие, будто пух, думала: ты — безвольная, а ты ишь какая…
Мерно тикали в простенке старинные ходики, пушистый кот, сидя на окне, мохнатой лапой «зазывал гостей», обихоживая мордочку. Женщины долго молчали, не решаясь нарушить целительной для души тишины. Наконец Лидия встала, медленно подошла к вделанному в черную раму зеркалу, поправила волосы.
— Ну, я пойду?
— Напоследок хоть скажи: какой лях навалился на Парфена Ивановича? — спросила Пелагея, давая понять Лидии, что все происшедшее чуть ранее отныне забыто.
— С Парфеном? Материал огнеупорный осадку дал, чуть было свод не рухнул. Никитин лишь косвенно виноват, рецептура институтская, а он кладку вел.