— Стоит ли огород городить? — подал реплику кто-то из третьего ряда. Парфен не успел разглядеть лица. — Выгода какова?
— Экономисты подсчитали: производительность труда повысится на 20—25 процентов.
— Ого, — протянул тот же голос.
— И последнее, — Виктор отдернул черную шторку на грифельной доске. Взял в руку указку, сделанную из прозрачного оргстекла. — О путанице кадров. У нас происходит растрата образования. Да, да. Вместе с начальником цеха и общественными организациями проведены рейды по участкам, фотографирование рабочих мест, сделан хронометраж. И вот что получилось. Инженер Харитонцев — мастер, а сдает смену технику Хазину, тот дяде Саше — практику. Кто тут дорос до кого — неизвестно. Шесть инженеров «висят» с утра до вечера на телефоне, девятнадцать техников и практиков занимают инженерные должности, а в то же время ровно пятьдесят семь специалистов с высшим образованием пристроились, иного слова не подберу, на рабочих местах. Неужели не ясно: рабочий должен выполнять обязанности рабочего, инженер — инженера.
— А в секретарях две девицы ходят с «верхним» образованием! — сказал сумрачный мужчина с крупными руками на коленях. Это был Кутейников — председатель цеховой группы народного контроля.
— Нынче средняя сообразительность бывает дороже высшего образования! — буркнул Парфен, но все его услышали.
— Омертвление капитала — страшней, чем оборудование, лежащее под снегом. Предлагаю провести на участках встречно-сменные собрания на тему «Человек и его рабочее место». Для всех ИТР мы вводим творческие паспорта, нечто вроде трудовой книжки. Раз в полгода в цехе будем проводить переаттестацию.
В кабинете поднялся невообразимый шум. Кто-то одобрял новшество, некоторые решительно восстали против. Максименков демонстративно отвернулся, стал разглядывать что-то за окном. Виктор, не обращая внимания на шум, неторопливо укладывал бумаги в красную папку.
— Товарищи, на этом заседание профкома закончим. Все свободны. Парфена Ивановича прошу остаться.
Максименков вышел из кабинета вместе со всеми, даже руки Виктору не подал. Проводив начальника цеха взглядом, Виктор удовлетворенно потер ладони, вышел из-за своего стола, сел на правую сторону приставного устройства, напоминающего журнальный столик, на котором грудой лежали карандаши, белели листочки бумаги, жестом пригласил Никитина пересесть ближе.
— Хорошо, что вы пришли, Парфен Иванович, — Виктор сразу дал понять, что распространяться на тему заседания не намерен, — я сразу начну разговор. Давным-давно мне пришлось услышать стихи: «С детства не любил овал, я с детства угол рисовал».
— Без стихов разумею — острые углы обожаешь, — Парфен выдавил из себя некое подобие улыбки. — Ну, что там у тебя для Никитина? Коли, режь, с землей смешивай, наказывай — поделом мне, старому дураку, проглядел, на институтских понадеялся.
— Взыскания не будет, — дружелюбно, с улыбочкой ответил Виктор. Вышел из-за столика, прошел по кабинету, разминая ноги. — Не ваша это вина, Парфен Иванович, а наша беда. Работаем по старинке, уткнулись в свое индивидуальное мастерство, а коллективный опыт вроде бы не для нас.
— Где шарага, там мастеру делать нечего, — слегка обиделся Парфен, — коллективно можно волков гонять, а футеровка… сколько моих печей годами стояло.
— Да, стояло, не отрицаю. Вчера. Сегодня. А завтра? Нужно на цыпочки приподняться, взглянуть вперед, на пять, десять лет.
— Ноги не гнутся! — буркнул Парфен. — У тебя, Константинович, энергия бьет через край, все в мировом масштабе, а я старинного замесу, творю потихонечку, полегонечку… Больно издалека ты заходишь, словно неопытный еще летчик на посадку.
— А к вам, чертям прожженным, без подхода нельзя. — Виктор отхлебнул глоток из стакана. — Не подумай, что хвастаюсь, только я гляжу далеко, как говаривал великий Ньютон: вижу далеко потому, что стою на плечах гигантов, живших раньше меня.
— И что же тебе видно с чужих плечей?
— Величественная панорама, дыхание захватывает. Мне кажется, Парфен Иванович, что будущее нашей промышленности не только в больших городах. Прообраз будущего — в нашем заводе. Всесторонняя выгода — людская занятость, слияние города с деревней, городской комфорт и деревенское питание, сочетание труда, расширение культурного кругозора, с одной стороны, и приближение к земле — с другой.
— Ишь ты, — удивленно качнул головой Парфен, — здорово. Тогда из городов шефам здесь будет делать нечего. Опять только это в мировом масштабе, а сегодня, завтра, сам говорил. В стекольном?..