— Хочешь, перспективу узреть? — Виктор неожиданно для себя перешел в разговоре на «ты».
— Давай. Якая-такая нашлась палочка-выручалочка. Всякие мы видывали.
— Три кита для начала. — Виктор придвинул к себе красную папку, разложил перед мастером бумаги, доверительно, словно по секрету, сообщил. — Мне бы годика три на разгон. Это не просто мечты, все обговорено в дирекции, в министерстве. Кит номер один: повышение температуры варки стекла.
— Годится.
— Кит номер два: устройство форкамер с наклонным подом для термической подготовки шихты. Третье: ввод источников тепла непосредственно вовнутрь стекломассы, Эффект — потрясающий!
— Силов хватит?
— Заключим договоры с институтами, дадим молодежи перспективу, вас, стариков, с насиженных мест подниму, передвину в наставники. — Виктор разволновался, выдвинул ящик стола, выкатил из стеклянной трубочки белую таблетку, проглотил, запил холодным чаем.
— Голова болит? — вежливо поинтересовался Парфен. — Он был удивлен всем, что удалось услышать в этом кабинете. В душе считал Виктора заурядным инженером, который выдвинулся благодаря стечению обстоятельств и красному диплому. Про себя подумал так: займет кресло — угомонится, не подозревал, какие идеи обуревают человека.
— Не выспался, лег вчера около трех ночи.
— Знамо дело, — кивнул Парфен, — холостяцкое житье-бытье.
Виктор ослабил галстук, ничего не ответил. Не на свидании он был. Все намного проще, прозаичнее. На техсовете обсуждали план реконструкции загрузочных устройств, начатый Максименковым, переругались в дым. Старая песня. Максименков предлагал остановить участок, а он… уверен: нужно вести реконструкцию без остановки производства. Время, время подпирает. Сроки, темпы, качество. Он почти физически чувствовал, как время, подобно песку, утекало между пальцами. Время — самая невосполнимая утрата. Черт возьми, можно заработать утерянные деньги, залатать прохудившуюся футеровку печи, повторить неудавшийся опыт, лишь пропавшее время вернуть невозможно. Виктор всегда с каким-то внутренним содроганием смотрел на секундную стрелку на экране телевизора, которая неумолимо отрубала время от жизни. Вспомнив об этом, Виктор решительно перешел к делу.
— Ты, Парфен Иванович, подобно аккумулятору, накапливаешь энергию, опыт десятилетиями, а мне нужна скорость, скорость.
— Мы — люди маленькие, — Парфен любил прибедняться, — наше дело известное — круглое катать, плоское кидать. — Никак не мог сориентироваться, понять, куда гнет Виктор, какая такая роль отведена ему, Никитину, в наполеоновских планах молодого руководителя. И от непонимания терял уверенность, точку опоры, не знал, как вести себя, что говорить.
— Мы создаем крупное огнеупорное отделение. Век штучных гениев кончился. Бригада каменщиков-футеровщиков будет работать на один наряд. Возглавит отделение молодой инженер, приезжий, из Москвы. А вы… Снова незаметно для себя, Виктор перешел в разговоре на «вы», будете при нем вроде «зама» по обучению кадров. Наставником.
— Н-да, наказание так наказание, — растерялся Парфен, — осиротить желаешь, от живого дела оторвать, — понял слова Виктора по-своему: нашел-таки удобную, вежливую форму отстранить его от непосредственной кладки.
— Ребят сами подберете, научите их премудростям. Суть бригадного метода ясна: опыт новаторов — всем. Только есть одна просьба, — Виктор наклонился к лицу мастера, — пожалуйста, не сразу знакомьте молодежь со своими предками… с дедом Никито, с яичным желтком. Договорились? — протянул руку.
— В человеке, Витек, есть главный нерв, струна особая. Тронешь — она чисто-чисто зазвенит. Мой нерв — кладка, пойми ты, ручная кладка, — Парфен так и не пожал протянутой руки. Виктор неловко отстранился. — Меня с пацанвой равняешь? Шалопаи будут камни подносить, а я в общий котел стану вкалывать? Дудки!
— Скоро установим машину для напыления футеровки… машину. Зачем нам ручная кладка, для тренировки? И вообще, Парфен Иванович, наш разговор затянулся. Вот, возьмите! — подал Никитину новенькую брошюру. — Увлекательнейшая книжка. «Инструкция института «Огнеупоры» по кладке стекловаренных печей». Новейшая.
— Сам читай! — разозлился Парфен. Швырнул инструкцию на стол. — Не согласный я идти в бригаду.
— Уйдете с завода. Пора кончать с партизанщиной.
Парфен побледнел, вцепился обеими руками в подлокотники кресла. Последняя фраза ударила в самое сердце. Плохо помнит, как вышел из кабинета, как пил в приемной воду. Малость пришел в себя, когда очутился в цехе. В голове все еще звучали набатным колоколом обрывки фраз: «век штучных гениев кончился… уйдете с завода…» Походил возле печи, как очумелый, двинулся на выход. «Лады, коль мой век закончился, то баклуши бить стану, — решил про себя, — сколько времени телевизор не включал, не был с год в березовой роще, а раньше-то большим охотником считался до березового сока». Шел, не замечая прохожих, разжигал самого себя: «Приду, швырну оземь дедову плиту, сгребу в кучу образцы и… на помойку. Витек-то, оказывается, стоит на плечах гигантов, а я… я тоже далеко вижу. Наши местные мастера по каменной кладке испокон веку в России дороже золота ценились».