Хорошо, что маркиза предупредила его о состоянии дома, иначе он наверняка прошел бы мимо. Нет, здание не вызывало решительно никаких положительных эмоций и выглядело скорее убого для дома, в котором живет настоящая маркиза. Это строение видело времена и получше. Лепка в стиле барокко вокруг оконных рам кое-где отвалилась, с фасада осыпалась штукатурка, а входную дверь не красили уже лет сто.
Мальберг вошел внутрь. На темной лестнице ему в лицо ударил влажный прохладный воздух, и он невольно вспомнил дом Марлены.
Когда он поднялся на самую верхнюю площадку, в дверях его встретила изящная, одетая в черное женщина. Ее волосы были зачесаны назад, на лице — великолепный макияж. На ней были черные чулки и безупречные черные туфли-лодочки на высоком каблуке. Таким же строгим, как и одежда, было и выражение ее лица, когда она протянула Мальбергу руку и вежливо произнесла:
— Синьора!
Больше она ничего не сказала.
— Мальберг, Лукас Мальберг. Очень рад, что вы меня приняли, маркиза!
— О, какие манеры, — ответила маркиза и крепко пожала руку. У нее были темные заплаканные глаза.
Мальберг смутился. Ее тон вселил в него неуверенность. Может, она хочет над ним посмеяться?
— Следуйте за мной, синьор, — сказала хозяйка и прошла в квартиру.
Лукас Мальберг представлял себе маркизу совсем другой: не маленькой, не изящной и, конечно же, не такой привлекательной. Ей было около сорока пяти, может, даже пятьдесят лет. Но в любом случае была видна порода, которая не зависит от возраста.
Лоренца Фальконьери провела Мальберга в большую квадратную комнату. Он сразу отметил, что все четыре стены от пола до потолка, за исключением оконного и дверного проемов, были уставлены книжными полками. В центре комнаты, у большого круглого стола с львиными ножками, стояли потертый диван и гигантское кресло с подголовником.
— Хотите кофе? — спросила маркиза, когда Мальберг уселся.
— Охотно, если вас не затруднит.
Маркиза удалилась, а Мальберг воспользовался возможностью, чтобы ознакомиться с библиотекой. Корешки книг говорили о многом.
— Можете пока осмотреться, — донесся из кухни голос маркизы. — Вы же за книгами сюда пришли!
Мальберг, подстегиваемый любопытством, поспешил к полкам напротив окна и взял с одной из них коричневый фолиант в переплете из телячьей кожи. Он посмотрел первую и последнюю страницу и уважительно кивнул. Потом он взял с полки второй, похожий на первый, том и проделал такую же операцию, затем — третий и четвертый.
— Я думаю, вам известно, что у вас стоит на полках, — сказал Мальберг, когда маркиза внесла в комнату две чашечки кофе на серебряном подносе и поставила на стол.
Лоренца села на диван и стала наблюдать за восторженным Лукасом, который держал в руках фолианты.
— Честно говоря, нет, — ответила она. — Я лишь знаю, что маркиз выложил за них целое состояние. К сожалению, я ничего не смыслю в старинных книгах и вынуждена довериться такому эксперту, как вы.
Мальберг двумя руками поднял над головой тяжелый том, как трофей.
— Это четвертый том Кобергерской Библии, инкунабула от 1483 года, первоклассный раритет. Но самое поразительное, что остальные три тома тоже у вас есть. Такие книги — большая редкость и, конечно же, стоят немало. — Он открыл последние страницы фолианта и пальцем указал маркизе на абзац в самом конце: — Посмотрите, здесь выходные данные!
— Выходные данные?
— Запись печатника. В пятнадцатом веке, когда печатное искусство только зарождалось, печатник вносил в день готовности книги короткую запись на последней странице. Это все равно что подпись у художника. Вот здесь, взгляните: Explicit Biblia Anthonij Koberger anno salutis M. CCCC. LXXXIII. V. Decembris. Это значит, что данная Библия закончена Антоном Кобергером 5 декабря 1483 года от Рождества Христова.
— Интересно, — удивилась маркиза. — Я же говорю, что никогда не интересовалась старинными книгами мужа. Сказать по правде, я их даже ненавидела.
Мальберг подсел к ней за стол.
— Ненавидели? Как можно ненавидеть книги?
— О, я расскажу вам, синьор! — Глаза маркизы злобно заблестели. — Страсть к коллекционированию у моего мужа не совпадала с его финансовыми возможностями. И вот, чтобы предаваться одной страсти, мой муж отдался другой — он стал игроком. Казино Баден-Бадена, Монте-Карло и Вены стали для него родным домом. Иногда он выигрывал солидные суммы, но однажды признался, что проиграл все и мы теперь банкроты. Через три недели маркиз умер. Инфаркт.
— Мне очень жаль, маркиза.
— Все маркиза да маркиза! — возмутилась Лоренца. — Называйте меня синьора. Этот насмешливый титул мне в тягость, он для меня как ругательство. Вы же видите, в каком состоянии находится дом. Мне не хватает денег на реставрацию. Квартиросъемщики выехали. А на такой запущенный дом практически невозможно найти покупателей. Вот оно, печальное наследство маркиза. Так что зовите меня Лоренца.
— Очень приятно, — ответил Мальберг и замялся. — Меня зовут Лукас.
— Лукас? — У маркизы была привычка говорить таким тоном, будто она подшучивает над собеседником. Это смущало Мальберга. — Хорошо, Лукас. Сколько вы предложите за эту Библию?
— Трудно сказать…
— Сколько? — упорствовала маркиза.
— Понимаете, — начал Мальберг, — в книге не пронумерованы некоторые страницы. Я должен вначале проверить, все ли страницы в этих четырех томах. Если все в порядке, я предложу вам за нее двадцать тысяч евро.
Лоренца испытующе посмотрела на него.
— Это неплохая цена, — заверил ее Мальберг. — В будущем мне, конечно, будут интересны и другие ваши книги.
— Я верю вам. Марлена говорила, что я могу всецело положиться на вас. — Лицо маркизы внезапно помрачнело. — Как только такое могло случиться… Это ужасно.
Мальберг участливо кивнул и, не сдержавшись, спросил:
— Вы все еще думаете, что это был несчастный случай?
— А вы — нет? Почему вы так уверены? — Лоренца оценивающе посмотрела на Мальберга.
Лукас невольно протянул руку к нагрудному карману, в котором лежала записная книжка Марлены. Было бы глупо довериться совершенно незнакомой маркизе. Он пожал плечами и спросил:
— Как вы узнали о смерти Марлены?
— От полиции. Мой номер сохранился в ее телефоне. Комиссар полиции сказал, что ее нашли в ванной. И спросил, готова ли я дать показания. Я была готова, и комиссар задал мне пару безобидных вопросов. Я уж и не помню, что ответила. Он дал мне свой номер телефона — на тот случай, если я вспомню что-нибудь, что, возможно, прольет свет на это дело.
— И?.. Вы что-нибудь вспомнили?
Лоренца покачала головой. Потом она встала и подошла к окну. Ей не хотелось, чтобы Лукас видел ее слезы.
Мальберг неловко поерзал в кресле. Он готов был сказать что-нибудь утешительное, но не знал, стоит ли это делать. Наконец он встал.
— Могу я еще раз взглянуть на книги? — спросил он после паузы.
— Да, конечно, — ответила Лоренца и вышла из комнаты.
Вид бесценных книг, которые к тому же были в великолепном состоянии, заставил Мальберга на время забыть о смерти Марлены. Вскоре ему стало ясно, что цена всей коллекции намного превышает его финансовые возможности.
Одна только «Всемирная хроника», фолиант доктора и историка Хартмана Шеделя из Нюрнберга от 1493 года, стоила столько же, что и респектабельный автомобиль среднего класса. В книге было более тысячи ксилографических клише всех средневековых городов. Коллекционеры выложили бы за нее целое состояние.
В лихорадочное беспокойство повергла антиквара невзрачная книга в четверть листа. Мальбергу потребовалось несколько минут, чтобы осознать, что перед ним было легендарное издание комедий Теренция, за которым уже полвека охотились коллекционеры и антиквары всего мира. В книге от 1519 года реформатор Филипп Меланхтон собственноручно ставил пометки для следующего издания. Со времен Меланхтона все данные о владельцах книги были задокументированы. За свою пятисотлетнюю историю книга перекочевала из Германии в Англию. Там на аукционе ее купил еврейский коллекционер и снова привез в Германию, уже в девятнадцатом веке. Убегая от нацистов, он контрабандой, спрятав книгу под одеждой, вывез ее в Нью-Йорк. Там из-за финансовых трудностей ему пришлось продать фолиант коллекционеру из Флориды. В свою очередь наследники американца выставили книгу на продажу. Но еще до того как библиофилы узнали об этом, книга обрела уже нового владельца. Ее купил какой-то европеец. Больше ничего не было известно.