Слезы катились по щекам Асля, а он даже и не собирался вытирать их лишь продолжал смотреть на своего отца, Святейшего.
По глазам и выражению лица Морлена было понятно, что тот сильно расстроен и даже обескуражен, но явного вида не подавал. Много лет выдержки, забытья. И всё это было ради того, чтобы стать сердцем всего этого мира - помочь по истине добрым и честным людям, случайно обманутых жизнью, искупить себя и дать себе второй шанс. Морлен полностью посвятил себя этому делу, смог поставить на этот путь и свою жену, которая вырастила и воспитала его сына - единственного и неповторимого Асля - борца за добро и справедливость. И именно этот человек, на которого были возложены надежды, будущий трон и весь Восьмой Континент, смог предать его и выставить в плохом свете перед Советом Смотрящих - людьми, которые как камеры, орлы следят за всем, что творится в его мире, в его царстве, в его доме.
- Ты даже и не понимаешь на какой поступок ты идешь. Ты глуп как мальчишка, Асль! - встал Морлен и поднял левую руку, держа в руке большой золотой бокал, из которого выплескивались остатки вина.
- Я твёрдо решил для себя - это мой выбор. Чтобы ты обо мне не думал, я никогда не стану тираном, таким как ты, потому что у меня совершенно другой характер, но ты этого никогда не понимал. И именно своим поступком я докажу тебе, старик, что я могу всё. И сделаю так, как сделала моя мама. Я дам жизнь другим, но не буду ставить их перед выбором. Каждый в праве решать, что ему делать, но только в реальном, а не верховном и выдуманном мире.
- Ты глуп и живешь по таким же глупым законам. Вспомни людей, который вернулись обратно. Вспомнил? Никогда не забуду слезы родных, когда она увидели своего сына, дочь, мужа, жену, сестру живым и невридимым. Если не давать человеку выбора, то и жить не нужно, - кричал Морлен, активно жестикулируя руками.
- А вспомни тех, кто радовался и говорил о том, что рад той смерти, давно хотел избавиться от него, ибо тот всегда ему не нравился... Опомнись, отец, в каком ты мире живешь? Тут никто никому не нужен, даже родным. В том мире, где ты был давно, все уже давно решают деньги, власть. Люди стали как животные, похотливыми и ни в чём не разбирающимися. Они живут на улицах, едят с мусорки, болеют, передают друг другу различные инфекции, пьют, принимают наркотики, при этом беременея... но денег на искоренение плода у них нет, ибо они не живут у нас, где детей растят в любви, тепле и ласке. Они рожают инвалидов, больных, мутантов, которым жить никак нельзя в том страшном и диком мире. И это ты называешь послесмертным выбором? Проще вообще не рождаться, чем жить в такой среде.
Злость, доли алкоголя в крови и адреналин, слова собственного сына, сильно вколовшиеся в сердце, заствили Морлена выйти из-за стола и направиться к своему сыну, чтобы посмотреть на него вблизи и попытаться исправить этот минутный порыв.
Медленными шажочками, шоркая тапочками, болтающимися на старчьей ноге, Морлен шёл к сыну. Десяток глаз Совета Смотрящих и слуг провожали старца, их правителя и Святейшего, того, кому они обязаны всем, ибо в Маниру Восьмого Континента берут далеко не всех, а попасть - есть высшая награда.
Асль стоял и смотрел на идущего к нему старика, который шел всё медленее и медленнее. Шорох и шарканье постепенно затихали, в зале, где от любого звука раздается громкое эхо, повисло гробовое молчание. Тишину прервал звук падающего тела Святейшего.
Слуги и Смотрящие, рассталкивая друг друга, кинулись к Морлену, щупая пульс и заставляя моргнуть и посмотреть на них. Неподвижно стоял лишь Асль, наблюдая за паникой, прибежавшим врачом и золотыми носилками, которые унесли тело бывшего правителя Восьмого Континента, умершего от обширного инфаркта - от простой человеческой болезни, которая якобы не должна наносить никакого вреда Святейшему - ближайшего приспешника Бога...
- Все смертные. Просто кто-то боится этого и прячется за своей короной, а кто ждет и понимает, что конец неизбежен. Даже самые защищенные и неуязвимые воины имеют небольшую точку, надавив на которую, они бросят свой щит и меч, упадут на колени и перестанут дышать, - вслух сказал Асль в пустом зале, сбросил с себя плащ, который носил ранее, занимая пост Котролы Проведника, и сел по-турецки, закрыв глаза и начав говорить на неизвестном языке.