Мюррей размышлял над этим, пока Бруно не застонал:
— Говори со мной, приятель, говори со мной. Здесь холодно и одиноко.
— Ты жалкий трус. Слушай, почтовое отделение от тебя далеко?
— Было где-то поблизости. Мюррей, что у тебя на уме, игра в «Брата Фрэнка»?
— Сделаем такую попытку, — сказал Мюррей. — Две открытки и два письма, только смотри, пиши адрес разборчиво, чтобы они не оказались в отделе невостребованных писем.
— Все понял. Скажи, кто будет Братом Фрэнком?
— Буду я, — ответил Керк, — поэтому пиши Брату Мюррею.
— Ладно. Тогда до завтра.
— Постой, постой. — Мюррей придвинул к себе блокнот и начал аккуратно выводить кружки. — Помнишь, Джек Коллинз, когда был здесь в прошлом году, что-то говорил о новом деле у него на Тихоокеанском побережье, но не захотел сказать, что оно представляет собой?
— Помню.
— И помнишь, я потом сказал тебе, что если его новое дело представляет собой продажу магнитофонных пленок и фотографий порнографическим журналам, нам нужно открыть другое агентство, чтобы работать по заданиям оттуда?
Наступило молчание.
— Понял, — сказал наконец Бруно.
— Какого черта, — заговорил Мюррей. — Бруно, я знаю, как ты к нему относишься — вы всегда были друзьями, у него есть работа в Лос-Анджелесе, которую ты можешь получить в любое время, — но не могу допустить, чтобы мы с этим связывались. Если наши значительные клиенты узнают о такой связи, о них завтра же можно будет забыть. Понимаешь, так ведь?
— Понимаю, конечно. Только, Мюррей, возможно, ты совершаешь ошибку. На Западе все агентства занимаются этим. Эта чертова Калифорния сплошь напичкана подслушивающими устройствами. Взять любую из голливудских красоток — если она не думает, что у нее под матрацем установлен микрофон, то не может спать по ночам. Раз там есть такой золотой прииск, то нельзя винить Джека за то, что он хочет поживиться, так ведь?
— Я не виню его, — заметил Мюррей. — Я не имею с ним дел, пока он работает с этими журналами. Он хороший человек, Бруно, но сейчас не нужен мне. Говорю прямо, чтобы ты знал — здесь нет ничего личного.
— Черт возьми, — сказал Бруно, — мне ты ничего не должен.
Тут вмешался голос телефонистки, далекий и мелодичный:
— Пожалуйста, опустите пять центов для разговора в течение следующих пяти минут.
— Вымани у кого-нибудь другого, сестричка, — сказал Бруно и повесил трубку.
Мюррей медленно положил свою, а потом сквозь темную путаницу мыслей осознал, что мисс Уайтсайд со странным выражением лица смотрит на него от двери. «Что там еще?» — подумал он.
— Мистер Керк, вас хочет видеть девочка, — сказала мисс Уайтсайд. Голос ее был таким же странным.
— Молодая девушка?
— Девочка, — холодно подчеркнула мисс Уайтсайд. — Маленькая, с большим ртом.
Описание было исчерпывающим. Еще до того, как гостья переступила порог, Мюррей понял, что это Меган Харлинген.
Глава 10
Выход — единственное слово, каким это можно было назвать. Ни одна трагическая актриса, выходящая на сцену для своего коронного эпизода — тем более способная сникнуть от таких проблем, как нос, покрасневший от холода, бросающаяся в глаза грязь на руках, перекошенные швы чулок и шаткая походка на высоких каблуках, — не могла бы сделать его эффектнее. К таким мелочам Меган была равнодушна. Пальто ее было небрежно наброшено на плечи. Юбка широкого розового кружевного платья раздувалась над кринолином и вяло раскачивалась при ходьбе. Надменность ее была потрясающей.
— Очень рада, что мне наконец позволили видеть вас, — сказала она Мюррею. — Кое-кто…
— Она сказала, ей нужны деньги на проезд, чтобы вернуться в школу, — вмешалась мисс Уайтсайд. — Я ответила, что вы заняты и я буду рада помочь ей. И тут… удивляюсь, что вы не слышали шума сквозь дверь, мистер Керк.
Губы Меган искривились.
— Я не поднимала шума. Просто ясно дала понять, что никак не могу брать деньги у незнакомых.
— Вот уж точно! — возмущенно заявила мисс Уайтсайд, и дверь кабинета второй раз за день захлопнулась с грохотом взорвавшейся бомбы.
Это как будто ошеломило Меган. Она попыталась улыбнуться, но потом, при холодном молчании Мюррея, оставила эту попытку.
— Извините, — сказала она слабым голосом. — Я вовсе не хотела ее сердить.
— Нет?
— Правда не хотела.
Мюррей вздохнул.
— В таком случае, Меган, позволь открыть тебе глубокий, мрачный секрет. Мисс Уайтсайд из тех эксцентриков, которые непременно сердятся, когда им кто-то грубит. Если вдуматься, — добавил он с суровой многозначительностью, — в этом отношении она очень похожа на миссис Дональдсон.