— О? Вы, судя по всему, очень довольны этим.
— Конечно. Мне нравится, когда девочки влюбляются в меня. Признаю, что в случае с Меган существует сильное различие в возрасте, но, в конце концов, Джульетте было всего четырнадцать, так ведь?
— Да, но ей не приходилось беспокоиться о двойках по французскому и алгебре. Неприятно отравлять любовные мечты юности, мой друг, но Меган и так совершенно без царя в голове. Если станете хоть как-то поощрять ее, с ней будет невозможно сладить.
— Понятно. Скажите, будет ли считаться поощрением, если я подожду здесь, пока вы не закончите, а потом отвезу вас домой?
— Нет, спасибо.
— Почему?
— Во-первых, я живу на Барроу-стрит в Гринвич-Виллидже. Уверена, что вам не по пути.
— Это так. Что еще?
— И я знаю, что вам будет очень скучно сидеть здесь до конца репетиции. Мы будем репетировать еще целый час.
— Я буду наслаждаться каждой его минутой. Могу просто сидеть и наблюдать вон за той девочкой. Которая идет сейчас по сцене. Господи, неужели ей тоже четырнадцать?
— Кому? А-а, это Эвви Тремейн. Нет, ей шестнадцать. И отвернитесь, пожалуйста. Она ходит так только потому, что знает — вы на нее смотрите.
Мюррей послушно повернулся к сцене спиной.
— Видите? А вы сказали, что мне будет скучно. Теперь у вас осталась лишь одна отговорка.
— О Господи! — раздраженно сказала Рут. — Я стараюсь вежливо намекнуть, что не хочу ехать с вами домой. Этого достаточно?
— Нет, потому что я хотел поговорить с вами об Арнольде, и вот превосходная возможность. Мне это может очень помочь.
Мюррей приберегал этот довод как козырную карту, в уверенности, что он сработает, и он сработал. Рут опасливо посмотрела на него.
— О чем именно? Ничего дурного не случилось?
— Я просто хотел получить кое-какие личные сведения о нем, но если вы…
— Это возмутительно. Вы знаете, что я хочу помочь всем, чем могу. Буду с вами, как только закончу репетицию. Нет, здесь не садитесь, вы и так отвлекли труппу. Лучше сядьте в последнем ряду.
Мюррей сел там и, несмотря на потрясающий беспорядок на сцене, вгоняющие в сон двустишия, произносимые с подчеркиванием ритма, а не смысла, он ясно понимал, что там происходит. Судя по всему, в деревню явился дьявол и теперь навязчиво просвещал жителей относительно радостей греха. Особенно если судить по мужской части населения, относительно радости бить друг друга по головам свернутыми в трубку сценариями пьесы, едва учительница повернется к ним спиной. Потом в разгар оргии, которую шумно символизировал танец моррис, вошла Смерть в исполнении Меган Харлинген, чтобы сделать зловещее предупреждение. Она повела деревенских жителей к границе ада и показала всевозможные наказания, которым они подвергнутся, если не раскаются вовремя.
Прежде всего потому, что Смерть с трудом вспоминала свои реплики и их приходилось ей суфлировать, слово за словом, добраться до заключительной сцены никак не удавалось. Поэтому занавес опустился после речи Рут, произнесенной со звучной прямотой.
— Меган, — сказала она, — у тебя безупречная память на все, что ты видела в кино или по телевизору, вплоть до рекламы. Память по-своему просто замечательная. Не могла бы ты, ради всего святого, уделить хоть малую ее долю этому?
Однако, подумал Мюррей, даже и без заключительной сцены счастливый конец пьесы неизбежен. Деревенские жители, за возможным исключением Эвви Тремейн, исправляются — возвращаются к своей подобающей средневековой жизни; спасаются от своего средневекового чистилища. Что касается Распутной Жены, то он не был уверен. Она могла считать, что идет вместе с толпой, но природу ее выдавала развинченная походка. А почему нет? Фрэнк Конми сказал бы: «Разве это не дело природы?»
Это ее дело. Взять человека, живущего на верху мира — по крайней мере, на верху «Сент-Стивена», — обладающего здоровьем, богатством и женщинами — всем в достаточной мере. Он знал, чего хотел, и теперь это принадлежало ему. А тут возникает природа и говорит ему, что все это, вместе взятое, не стоит и ногтя Рут Винсент. Говорит, в сущности, что живет он теперь только для того, чтобы завоевать для себя Рут.
Сделать это возможно, сделать это нужно. Единственное препятствие представлял собой Ландин, точнее, ее отношение к нему. Если этот человек потерпит неудачу, утверждая свою невиновность и чистоту души до самого конца, для нее он станет мучеником, а мученики для подавляющего большинства женщин извращенно привлекательны. Поэтому главной целью было поглубже утопить Ландина, чтобы его ничто не могло спасти. Чтобы, пока он будет отбывать в тюрьме свой срок от двух с половиной до пяти лет, от него остались только дурные воспоминания. В этом заключалось все. И после этого не останется никаких проблем.