Тонино посмотрел на него так, словно вспомнил о чем-то грустном, хотел что-то сказать, потом резко повернулся к Барзи:
— Довоайте йо воам помогу? — спросил он старика, который, двигаясь короткими шажками, начал убирать со стола пустые бутылки. Тома и Анрико отправились по домам и уже скрылись за церквушкой, не прерывая каждодневного спора о раке Эсперо.
— Не роби… Ноу нид… — ответил Барзи, медленно проходя мимо них ко входу в Зоадругу. На его лице читалось: «Все равно мне завтра умирать». Тонино быстро схватил шесть бутылок и направился за ним.
— Тонино, дорогой, — обратился к нему примирительно Синиша. — Сорри, оно само как-то вылетело. Ну, в смысле вот это, в самом конце, ты ведь должен понимать, что вы все для меня, ну, как ты сказал, эдакие чудаки. А иначе на фига бы мне в Хорватии потребовался переводчик, согласись.
Тонино еще раз грустно улыбнулся и вошел в Зоадругу вслед за Барзи. Уже совсем стемнело. Синишу пробрала легкая дрожь: от холода и от чувства неловкости. Он ощутил, как впервые с момента его приезда сюда ему вдруг захотелось быть по-настоящему вежливым.
— Прости меня, ну правда, — сказал он насколько мог мягко, когда Тонино вышел на улицу.
— Все в порядке.
— Я правда не хотел сказать ничего плохого, оно как-то само вылетело, я нервничаю из-за того, что у меня все идет наперекосяк, понимаешь…
— Понимаю.
— Правда понимаешь?
— Ну разумеется! Было бы весьма непросто работать, если бы твой личный переводчик тебя не понимал.
— Ох, это было бы совсем хреново, — рассмеялся Синиша. — В этом случае я бы для всех вас был еще более «эдаким», чем сейчас, а?
— Ну, раз уж ты сам это сказал, соглашусь. А теперь скажи, какие у тебя остались дела на сегодня?
— Никаких. Можем закрыть офис пораньше и преспокойно пойти домой, тем более что я уже замерз. И знаешь что: я бы мог сегодня приготовить ужин. Ты ел когда-нибудь мамалыгу со шкварками?
— Мамалыга и шкварки, — задумался Тонино, — это, если я не ошибаюсь, должны быть пуолента и поанциета, да? По-итальянски «полента» и «панчетта»?
— Бог ты мой, ты и впрямь неплохо шаришь в языках. Ты когда-нибудь пробовал это блюдо?
— Сомневаюсь.
— Супер. Тебе стопудово понравится: зимой самое оно, мамалыгу я вообще могу есть только в таком виде. Посмотрим, вдруг понравится не только тебе, но и твоему старику, и он наконец начнет со мной разговаривать. Так что погнали домой, а по дороге можешь рассказать, почему Барзи и Анрико не разговаривают, как ты говоришь, с детства.
В глазах Тонино засиял огонек праведной мести:
— О, это очень долгая история. Иди закрывать офис, а я пока вспомню, с чего она начинается.
* * *
С:/Мои документы/ЛИЧНОЕ/Семь самураев
Вот вкратце то, что рассказал Тонино (вообще эта история в целом соответствует тем крохам информации, которые я слышал и раскопал до поездки):
Первый и второй поверенные были со Вторича и Первича. На Третич их нога даже не ступала. Мандаты у обоих длились приблизительно по три месяца. Третий был из Славонии — он сбежал отсюда месяца через полтора после приезда, едва смог вновь оказаться на Вториче. Четвертый, состоятельный господин из Риеки, несколько месяцев откладывал, свой приезд, оправдываясь тем, что его не устраивают условия размещения, а доставка его новой яхты, на которой он планировал жить и работать, задерживается. В конце концов, когда он все же добрался до Третича, он дважды безуспешно попытался зайти в бухту, а потом уехал и больше не появлялся. Пятый, родом откуда-то с далматинско-герцеговинского пограничья, был весьма хитер. Ему почти удалось поделить третичан на два лагеря под предлогом открытия фирмы по производству оливкового масла. Но по какой-то причине у него возник конфликт с итальянцами, из-за чего Тонино пришлось ночью тайно вывезти его на Вторич и помахать ручкой. Шестой снова был с Первича и даже оттуда не уезжал. Его мандат неожиданно отозвали через полгода, когда в Загребе стало известно, что они с шурином, председателем общины, на пару сочиняли протоколы несуществующих заседаний совета. А седьмой пропал с концами спустя пять месяцев после приезда, сказав, что ему нужно смотаться в Загреб для каких-то консультаций. Выходит, что промежутки между мандатами двух поверенных каждый раз длились гораздо дольше, чем собственно их здесь пребывание. Вот и все. Это и есть родословное древо поверенных на острове Третич. Как мне не разочаровать предков, как мне самому сбежать, но не вылететь из политики? Сбежать легко, а вот второе… Старые скоты, я должен найти их слабое место.
* * *
С:/Мои документы/ЛИЧНОЕ/Voglio!
Женщины, женщины, женщины, ж-ж-ж-ж-ж-ж… Сиськи, письки, ноги, спины, губы, волосы, прически, макияж, духи, пупки, попки, лак для ногтей, плойки, лямки, бюстгальтеры, месячные, овуляция, целлюлит, депиляция, декольте, каблуки, соски, стринги, сосать, шея, лизать, сзади, украшения, колени, клиторы… Я свихнусь!!!!!!!!!!! Моложе 65 здесь только овцы и козы! Ни одной чертовой женщины, на которую можно было хотя бы взглянуть, я уж не говорю об остальном, ни одной! Впрочем, нет и ни одного мужчины, который бы еще что-то мог, но плевал я на них. Только Тонино и я, на целом острове. Надо будет попросить его познакомить меня с какой-нибудь овцой-давалкой.
Стоит ли вообще заговаривать с ним на эту тему? Что, если он гей и предложит мне простой выход из ситуации? Хотя, даже будучи геем, он ведь не смог бы терпеть, он бы уже наверняка пристроился сзади к какому-нибудь деду? Или дед бы пристроился к нему…
Бедный Тонино, как ни крути.
А мне куда деваться? Сколько я еще буду дрочить в горшок?! Ясное дело: пока не организую выборы.
Ни хрена политика не шлюха! Была бы шлюха — она бы мне уже дала.
Voglio una donna![7] Voglio una do-o-onna-a-a!
Искренне ваш
* * *
Нанятые Бонино и его Фандэйшей итальянцы и в самом деле могли привезти на Третич все что угодно: Селим здесь не обманул, — однако количество товара, привозимое за раз, было ограничено. Порт был единственным местом, где можно пристать и разгрузить товар, а риск сесть на мель при преодолении Пиорвого Мура вынуждал их точно рассчитывать загрузку глиссеров. Поэтому-то Бонино и договорился с итальянцами о том, чтобы они приезжали так часто: раз в неделю (что серьезно сказалось на стоимости их услуг), — однако на некоторые товары у третичан все же возникал дефицит. Например, на топливо.
— Месяца через два, — ответил Тонино, когда Синиша первый раз спросил, может ли он свозить его на денек на Вторич. — Как только я накоплю достаточно топлива.
В руках старых третичан уже не было сил, чтобы преодолевать большие расстояния на веслах и работать с парусами. Так что топливо для корабельных моторов очень сильно ценилось на острове. Итальянцы же, в зависимости от веса и объема других заказанных островитянами товаров, могли привезти максимум пятьдесят-шестьдесят литров в неделю.
Поэтому после первых же ссор на этой почве третичане придумали систему равноправного распределения купленной «сольяры» и «газолины». Барзи вел строгий учет и точно знал, кто на следующей неделе сможет купить себе десятилитровую канистру топлива. Иногда у итальянцев было достаточно места на борту и они привозили одну канистру сверх оговоренного количества. В этом случае прямо в порту организовывали экспресс-лотерею: каждый житель получал по билетику. Обсуждались и другие варианты розыгрыша, но так оказалось проще всего.
— Угадай, что у меня есть, — пропел Тонино, входя без стука в кабинет поверенного и размахивая клочком белой бумаги.
— Эт чё? Дай посмотрю… Что «тридцать семь»? Написано «тридцать семь», я что-то не врубаюсь.
— Это твой билет на Вторич и, разумеется, обратно, — продолжал нараспев Тонино. Глаза Синиши округлились.
— Погоди-ка… Ты что… Ты выиграл в лотерею, а? Да ведь? Выиграл?
— Ага, десять плюс еще десять! Мы теперь, если нам захочется, можем на «Аделине» устроить хоть путешествие вокруг света.
— Ух, парень! Это великолепно! Когда выдвигаемся? Я, в принципе, готов хоть завтра…