— А щто такое? — прервал их появившийся в дверях Селим, внося на подносе три чашки и итальянскую кофеварку, из которой тянулась струйка пара. — Ты щто не садищься?
— Да-да, сейчас сяду.
— Садись, друг, я б на твоем месте еще спал, хе-хе… Знаещь этого полковника, иль майора, иль кем он там был, который трахаль принцессу Диану, — этот спал до двух, так она его укатывала.
— Да? Он это, разумеется, сам тебе рассказал, когда… где вы с ним были… на параглайдинге в Монголии?
— Не, братан, Диана мне рассказала. На Мальте. Слущ, есь одно предложение. У нас еще где-т полметра хорощего белого провода, хочещь нюхнуть с нами?
Селим достал из кармана очечник, открыл его и положил на стол рядом с подносом: внутри находились две стеклянные трубочки и маленький пакетик, наполовину заполненный белым порошком.
«Настоящий Синиша» еще никогда не побеждал так легко и быстро.
— Все, братва, мне пора. Вы отрывайтесь, я дам знать о себе завтра или, самое позднее, послезавтра, — выпалил поверенный на одном дыхании, схватил куртку и заторопился к выходу. Он не оглянулся ни на окрик Селима: «Да хоть кофейку-т выпей!», ни на тихий топот шагов Зехры по скрипящим половицам. «Синиша, стой!» — кричала она, выбежав за ним из дома. Ее голос и аромат лесного воздуха, проникший в легкие, все же заставили его остановиться.
— Ну чего ты? Прости этого дурня — имей он чувство меры, мы б никогда здесь не оказались. Не уходи, прошу тебя. Не сейчас, не так… И тебь тяжело, и мне, давай поможм друг другу, пока можем.
— Не боись, еще увидимся, — сказал Синиша после долгого молчания, глядя в ее влажные умоляющие глаза. — Да, слушай, мне кажется, сейчас подходящее время, чтобы спросить. Ты чиста? В смысле, у тебя нет СПИДа, триппера, сифилиса, трихомоноза, ничего такого?
— Твою мать… Ничего у меня нет, если ток от тебя не подцепила.
— До встречи.
* * *
С:/Мои документы/ЛИЧНОЕ/Обвинения
Просто для информации.
Первое и главное: Местные жители отказываются уважать конституцию и законы Республики Хорватии о местном управлении и самоуправлении.
Второе: Все продукты и вообще все необходимое, от базовых вещей до предметов роскоши, приходят контрабандой из Италии с ярко выраженного, хоть и немого, согласия хорватской полиции. Поставщики — итальянские мафиози, вероятнее всего вплетенные в международные криминальные структуры. Торговля людьми, наркотиками, сигаретами, нефтью…
Третье: На острове живут как минимум двое иностранных граждан без документов и разрешения на пребывание. Похоже, что они находятся в крайне подозрительных отношениях с итальянскими криминальными авторитетами, скорее всего, сами имеют криминальное прошлое, а кроме того — употребляют тяжелые наркотики.
Четвертое: Ритуальное жестокое обращение с животными.
Пятое…
Есть, разумеется, и пятое, и шестое, но перечисленного выше уже достаточно, чтобы потопить весь этот остров.
В новогоднее утро дел у Тонино было невпроворот. Помимо ежедневной рутины, о содержании которой Синиша толком ничего не знал, он должен был заколоть бедняжку Билину, овцу, которая никак не могла оправиться от рождественского выкидыша. Опечаленный, с кровавыми пятнами на руках и одежде, он стоял на кухне и вздрогнул, когда поверенный появился в дверях.
— Привет, дорогой Тонино. С Новым годом тебя.
— О! Привет! И тебя. Как встретили?
— Да так, ничего особенного. Как отец? — быстро добавил он, заметив кровь на Тонино и на большом ноже, который тот как раз стал мыть в каменной раковине.
— Ты знаешь, замечательно. Сегодня утром он даже спрашивал о тебе, а это он делает поистине нечасто. У тебя новая рубашка.
— Да нет, это Ферхатовича. Я облился вином, и он дал мне свою.
— Давай сюда свою, я постираю.
— Не нужно, к тому же она осталась там. Тонино, скажи мне одну вещь. Я… Я знаю, что это будет звучать глупо, но… На Третиче случайно не живет какая-нибудь негритянка?
— Ты что, видел ее?
— Дружище, даю голову на отсечение, что видел. Вот только что, в лесу. Между домом Селима и Переним Муром. Я чуть не обосрался от страха, а она в ту же секунду исчезла.
— А она тебе случайно не снилась на днях?
— Да, в прошлую ночь что-то такое снилось. Но только что я видел ее вживую, сто процентов.
— Муона. Это плохой знак.
— Кто? Она что, правда существует?
— Разумеется существует, ты же сам ее видел. Муона Квасиножич, супруга Бартула. Аборигенка из Австралии.
— Вот черт, аборигенка! А какого дьявола она здесь делает? Откуда, как, почему?!
— Да что с тобой? Она его жена, вот и приехала вместе с ним, когда он решил вернуться.
— А как так получилось, что я только сегодня ее первый раз увидел?
— Не знаю, наши женщины не слишком общительны.
— О’кей, о’кей, о’кей… Ты только что сказал, что это плохой знак, если я ее видел. Я понимаю, что для меня это та еще встреча, но почему ты тоже считаешь это плохим знаком? И откуда ты знаешь, что я видел ее во сне?
— Ты сказал, что видел ее во сне, я только спросил, потому что…
— Погоди, погоди, еще кое-что, самое главное, — перебил его поверенный, набрал в грудь побольше воздуха и продолжал медленно, выделяя каждое слово. — Сколько еще аборигенов живет на этом острове?
— Ни одного, — засмеялся Тонино. — Уверяю тебя, только Муона.
— А палестинцы, эскимосы, курды… Или там чеченцы, шошоны… Как с ними обстоят дела?
— Никого из них, дорогой поверенный, здесь нет. Была еще тетя Изольда Смеральдич, с Филиппин, но она умерла лет пятнадцать тому назад. Сейчас Муона и твой приятель Ферхатович — единственные иностранцы на Третиче.
— Ты так думаешь…
— Точно, Синиша.
— Хорошо. А теперь расскажи мне об этом твоем плохом предзнаменовании.
— Ты, может быть, не поверишь, как, впрочем, поначалу не верили и мы. Муона, скажем так, владеет определенными сверхъестественными способностями, с помощью которых предупреждает людей о болезнях, которые им угрожают в ближайшее время.
— Да? А как она их предупреждает?
— Она является сначала во сне, а через пару дней и наяву.
— Да брось… А как она узнаёт, в чей сон нужно влезть? Объясни мне это, плиз.
— Хе-хе, этого она и сама не знает. Просто так случается, что в одну прекрасную ночь ей снится сон и в нем она видит человека, который в это время видит тот же самый сон, а в нем ее. Понимаешь?
— А как же, со мной ведь постоянно такое случается. Тонино, послушай, я знаю, что ты сердишься на меня за то, что я встречал Новый год у Ферхатовича, я понимаю, что ты сердишься на миллион других вещей, но, плиз, давай ты больше не будешь разводить меня и мучить этими вашими сказками. Серьезно, хватит…
Тонино помолчал пару мгновений, помыл нож и руки, потом спросил, строго и надменно:
— Перечислите мне, господин поверенный, все, что я до сих пор рассказывал о Третиче и его жителях и что позже оказалось ложью, вымыслом или клеветой.
Синиша медленно выдвинул стул и сел за кухонный стол. Ему пекло стопы, как будто через них вдруг стали вытекать все его силы и разум, убегая куда-то вниз, в заполненное раскаленной лавой подземелье этого проклятого острова. Он не мог вспомнить ничего такого, чем можно было бы парировать слова Тонино.
— Ты мне ни разу не соврал. Но мне кажется, что есть еще очень много того, о чем ты умалчиваешь.
Тонино достал из холодильника две банки пива, поставил их на стол и сел напротив Синиши.
— Я всегда готов ответить на любой твой вопрос. Представь, на что бы это было похоже, если бы я говорил тебе вообще обо всем, даже когда ты не спрашиваешь. В конце концов, я же просто переводчик, не так ли?