— Гарри! Гарри! Где ты, Гарри? — звал издалека дребезжащий старческий голос.
Рядом с мальчиком, лапками кверху, лежала дохлая сова.
Мальчик поднял голову; на его лбу виднелся тонкий зигзагообразный шрам.
«Бутылкой, наверно, ударили!» — предположил Свэм.
— Ребята, вы меня не видели! — неожиданным басом сказал мальчик. — Лады?
— Какие вопросы, Гарри! — ничуть не удивился Бодяжник. — Кстати, как твои оценки за первую четверть?
Гарри вяло махнул рукой:
— Мрак! Придется забашлять ректору, иначе выпрут! И турнир по кви... ик! ик!... ди... ик! ик!.. чу я продул! — И он снова поднес кулек к лицу.
— Это кто был? — спросил Фордо, когда мальчик остался далеко позади.
— Да так, знакомый... Сидели как-то вместе... — нехотя ответил Бодяжник. Где сидели, он уточнять не стал.
И тут, кажется, со всех сторон сразу, грянул слитный охотничий вопль набздулов!
— Ой! — сказал Свэм.
Вопль страшно бил по ушам, и Фордо почувствовал, как его уши — большие, красивые уши, более волосатые, чем ноги, — завяли.
— Я бы не сказал, что это Тарзан, — прошептал он.
— Это набздулы, набздулы! — разнервничался Марси.
— Нас съедят! Сделают бефстроганов из наших чудных попок! — захныкал Опупин.
— А из кишок наделают ниток! — тоном знатока добавил Свэм.
— О, набздулы, набздулы! — простонал Элерон, с видом тихо помешанного раскачиваясь в седле. — Подобно смерчу несутся они на черных скакунах! А из-под копыт скакунов вырываются багряные искры! И леденит душу набздулий вой, и кажется тебе, что пробуждает он в темных закутках сгустки неведомой миру тьмы, а белесый туман... А белесый туман... э-э, выползает! Да-да, выползает! И тьма готовится сомкнуть над миром свои крылья! А порожденья ночи уже острят свои клинки...
— Ты всегда такой, или только по субботам? — осторожно спросил Фордо.
— А что, сегодня суббота? — удивился Бодяжник.
— Да он просто начитался бредятины Коли П.! — встрял Свэм.
Покраснев, Элерон подрулил к Срамби и пинком опрокинул его драндулет на бок. Затем повернулся к хрюккам и, понизив голос, сказал:
— Мой опыт следопыта настоятельно советует мне отыскать убежище на ночь, иначе мокрыми будут наши штаны от ужаса, который внушают набздулы, и иметь мы будем... точнее нас будут... Нет, если выражаться фигурально...
— А покороче нельзя? — взволнованно пропищал Марси.
— Можно и покороче, но тогда длинней будет твоя агония, — мрачно изрек Элерон. За день пути хрюкки просто извели его своими идиотскими репликами; Элерон чувствовал — еще чуть-чуть, и он потеряет над собой контроль.
Без лишних препирательств герои покатили вперед. Им было СТРАШНО.
Ехали они долго, и даже очень долго. Лес казался бесконечным, как пустыня Сахара. Наконец солнце перестало светить по причине полного отсутствия на небосклоне и присутствия на другой половине планеты, известной как Междуземье. Там еще имеется королевство Триппер, но к нашей истории оно отношения не имеет.
И вот, когда ноги путешественников устали крутить педали, а пустой желудок Фордо грозил разродиться язвой, подъехали они к холму, такому массивному и высокому, что не заметить его и проехать мимо мог только полный кретин.
Элерон собрался проехать мимо, но хрюкки указали ему на холм как на место, пригодное для ночевки.
— Ага! — вскричал Бодяжник. — Это же знаменитый холм Абзданул! Он послужит нам отличным убежищем! Наверх! Скорее наверх!
Усталые путники кое-как затащили на холм свои драндулеты. Хрюкки, блаженно засопев, начали потирать отсиженные ягодицы, а Элерон отправился разведать окрестности.
Вершину Абзданула венчали развалины какой-то постройки. Элерон, настороженный и собранный, как настоящий следопыт, обошел их кругом. Луна ярко освещала замшелые стены. На одной кто-то нацарапал несколько строк. Бодяжник прищурился... Надпись на стене гласила: «ЗДЕСЬ БЫЛ ГНУСДАЛЬФ. ВСЕМ ПРИВЕТ! Р. С. Внутрь не заходите, там насрано».
Элерон издал торжествующий вопль, от которого главарю набздулов заложило уши:
— ОГО-ГО-ГО-ГО!!! Друг Гнусдальф дает о себе знать! Ура, ура, ура! — Он замолчал, походил кругами, постоял на голове и, наконец, изрек: — Поразмыслив, я пришел к двум выводам: либо Гнусдальф дает нам знать, что ночевать на этом холме опасно, либо намекает, что, оставаясь здесь, мы будем в полной безопасности. И лично я склоняюсь ко второй версии.