— Идите гуляйте, славные вы мои! — сладко улыбнулся Бульбо. — Я добрый!
...Воронку на главной площади Хрюкколенда зарывали три дня...
И вот день «ЖРИ!!!» наступил...
Едва заря осветила краешек небосвода, к обиталищу Бульбо устремились толпы голодных, щелкающих зубами гостей.
— Ну и пожрем мы сегодня! — слышалось отовсюду.
Эти слова заглушал слитный стон порожних желудков.
Бульбо принял меры, дабы количество гостей не превысило количества приглашений: у ворот усадьбы были поставлены два жирных тролля в камуфляже. В лапах они сжимали резиновые дубинки и резво молотили ими всякого, кто пытался прорваться без пригласительного билета.
За воротами гостей встречал верный Свэм. Каждому гостю он вешал на шею бумажный пакет, торжественно вручал клизму и набор зубочисток. У ног Свэма лежал большой медный таз, куда хрюкки бросали подарки.
Бульбо — плешивый сатир с сальными губами — стоял на крыльце усадьбы и махал гостям рукой. Гости, демонстративно не замечая хозяина, спешили усесться за столы, которыми был уставлен обширный внутренний двор. Тут и там слышались ликующие крики — это хрюкки узнавали свою мебель.
— Давай жрать, гад! — кричали самые нетерпеливые.
Однако Бульбо ждал, пока соберутся все приглашенные.
Томительное ожидание скрашивал рыжий красноносый клоун в сером плаще. Он ходил колесом, сыпал плоскими шутками и кричал: «Ай-яй-яй» и «Берегитесь, скоро я буду рожать!»
Народ все прибывал, и свободные места скоро кончились. Недолго думая, запоздавшие хрюкки принялись спихивать со стульев более удачливых собратьев. Локальные конфликты быстро переросли во всеобщий мордобой, в процессе которого дальнего родича Бульбо убили ножкой от табурета. Когда свалка приблизилась к крыльцу, мистер Бэдганс пронзительно свистнул и проорал, что не даст жратеньки, пока дорогие гости не уймутся. Драка немедленно улеглась, хрюкки кое-как устроились за столами, около столов и на столах. Бульбо удовлетворенно кивнул и щелкнул пальцами. Из дверей усадьбы появился десяток гномов в черных лакейских ливреях. Это были должники Бульбо, не сумевшие вовремя рассчитаться с ловким хрюкком. Теперь они отрабатывали свой долг рабским трудом. Гномы выстроились перед Бульбо в шеренгу, по щелчку его пальцев упали на колени и гундосыми голосами затянули:
— О великий белый господин, мы все недостойны целовать тебя в задницу! О светоч наших надежд! О великий разум вселенной! О великий белый господин!..
— Ладно, кончайте! — отмахнулся Бульбо, исподтишка наблюдая за изумленными рожами хрюкков.
— О великий белый господин, мы с радостью поцелуем тебя в за...
— Хватит, я сказал! Погнали за жратвой, бородатое отребье!
Рабски кланяясь, гномы устремились на кухню. На их ливреях, там, где спину сменяет иная анатомическую область, красовалась надпись: «РАЗРЕШАЕТСЯ ПИНАТЬ НОГАМИ!»
Празднование дня рождения Бульбо началось.
Сопя и кряхтя, гномы понесли из кухни ведра с винегретом, котлы с супом, миски с силосом (его использовали вместо салата), подносы с жареными поросятами, тарелки с тушеными мозгами и прочими деликатесами. Гномий король — несчастный бородач с потупленным взором — рыдая, наяривал на гармошке какую-то веселую мелодию.
Рев, с которым гости набросились на дармовую кормежку, устрашил бы даже свирепого дракона. Некоторые из хрюкков, готовясь к пиршеству, три дня ничего не жрали кроме улиток и потому были очень, очень, ОЧЕНЬ голодны. Вилки, ножи и ложки были отброшены, хрюкки руками загребали пищу в широко раззявленные рты, умудряясь пропихивать куски величиной с собственную голову.
— Бу-у...
— Ум-м...
— Хрум-хрум-хрум...
— Чавк-убб! Чавк-убб! Чавк-убб!
— Эй, ты, отдай кетчуп!
— Сриблибблямм???
— Сшиббринфрапп!!!
— Ням-нам-ням-ням-ням...
— Кушайте, мои родные, кушайте! — приговаривал Бульбо, расхаживая между столами, и довольно улыбался, наблюдая, как раздувается у знакомого хрюкка по мере насыщения брюхо.
Из окна усадьбы на все это чавкающее великолепие взирал грустный, предающийся философским размышлениям Фордо.
«Почему мне так хреново, когда всем так хорошо? — думал он, кажется, уже зная ответ: вчера вместе со Свэмом он напился до чертиков, и его до сих пор тошнило. — Нет, это не мой праздник! — наконец понял Фордо. Застонав, он перегнулся через подоконник и удобрил землю остатками полдника. — Никогда больше не буду пить одеколон! Никогда!» — пообещал себе он.