Я смотрела, как они приближаются ко мне.
Оден был похож на своего отца — высокий, с прямым носом, светло-карими глазами и густыми слегка рыжеватыми каштановыми волосами. Мой сын был крупнее своего отца, возможно, на дюйм или два ниже, но он все еще рос.
Будто наши жизни были золотом, а удача идеальной семьи сияла нам своей улыбкой, Оден унаследовал внешность от отца, но Олимпия была такой же, как я, миниатюрной, но слегка соблазнительной (или в случае Пиппы ее изгибы были пышнее). Темные волосы, на несколько оттенков темнее, чем у брата и отца, без рыжеватого оттенка, но имели естественный блеск, который говорил, что кто-то там наверху любит мою девочку и меня. У нее также были мои карие глаза, контрастирующие на фоне темных волос.
Мой мальчик уже был красив, как Конрад.
Моя девочка была намного красивее меня.
Когда они подошли ближе, у меня перехватило горло, и я выдавила:
— Привет, милые.
Оден поднял голову. Мой прекрасный мальчик, получивший от отца всё, что я в нем любила (и даже больше), смотрел на меня глазами, в которых не промелькнуло ни единой эмоций, отчего мое горло сжалось окончательно.
Моя четырнадцатилетняя дочь Пиппа вздрогнула при звуке моего голоса.
Это пронзило меня насквозь.
Ощутив это всеми фибрами души, я отошла в сторону, и они прошли мимо меня, Оден отвел глаза, а Пиппа даже не взглянула на меня.
Я последовала за ними и закрыла дверь, увидев, что они остановились и осматриваются.
Надеясь, им понравится то, что они увидят, я подошла к ним, желая их обнять, прикоснуться к ним, поцеловать в щеки, вдохнуть их аромат. Я не видела их уже несколько недель.
Но я уяснила, что моя любовь никому не нужна. Больше нет. Так что я этого не сделала. Стоя ни далеко, ни близко, и сказала:
— Вот, ребята. Это наше новое жилье.
Оден скривил губы.
Олимпия выглядела скучающей.
Это тоже глубоко ранило, но я устремилась вперед.
Новая я.
Новые мы.
Независимо от того, какие раны они наносили, я должна была продолжать двигаться. Никогда не сдаваться. Никогда не отступать. Я не могла позволить ни одной из своих слабостей задержать меня в возобновлении отношений с моей семьей.
— Ваши комнаты вон там. — Я указала на противоположный конец гостиной, где находилась кухня. — Я велела грузчикам поставить вашу мебель в двух комнатах с видом на море. Если вы хотите другу…
— Без разницы, — пробормотал Оден, говоря мимо меня и направляясь туда, куда я указала. — Сойдет.
Олимпия молча последовала за ним. Я сделала то же самое, воскликнув:
— Я еще не распаковала ваши вещи. У меня возникла идея. Я тут подумала… новый дом, новое начало. Вы двое, возможно, захотите взглянуть на свои вещи. Решить, что хотите оставить. Мы можем избавиться от того, что вам не нужно, пойти и купить новые. Вы можете обстав…
— Моему барахлу всего два года, не стоит беспокоиться, — оборвал меня Оден.
Пиппа промолчала. Она просто последовала за Оденом по краю гостиной и прошла в коридор, что находился напротив комнаты на другой стороне дома, тянулся прямо вдоль ступенек, что вели вниз, а не вверх.
Для Пиппы я выбрала переднюю комнату с видом на море, а для Одена — заднюю, подумав, что, будучи мальчиком, ему захотелось бы больше уединения.
Я подумала, не разместить ли его в комнате, располагающейся в дальнем конце дома, она была большой и могла быть чем угодно: кабинетом или гостиной. Но решила этого не делать, потому что у двух передних комнат были собственные ванны, а у задней только туалет.
Две их спальни находились бы напротив, как у Джека и Джилл. Я хотела, чтобы мои дети видели океан, чтобы у них был доступ на террасу прямо из их комнат. Но я также думала, что они слишком взрослые для Джека и Джилл.
Я стояла у входа в коридор, пока они прохаживались по нему, и сказала:
— Можете оставить свои сумки в ваших комнатах. Затем я устрою вам полноценную экскурсию.
— Мы сами осмотримся, — ответил Оден, останавливаясь и заглядывая в первую комнату, а затем прошел дальше и исчез во второй.
Пиппа заглянула в первую комнату и скрылась из виду. Я стояла и ждала, думая, что все идет не так, как надо, но зная, что так и будет.
Терпение.
Стойкость.
На это требовалось время, и я должна была его потратить. Брать по кусочку. Терпеть раны. Кровоточить изнутри. Дать им то, что нужно, чтобы выместить это на мне, потому что я это заслужила.
Тогда я покажу им, что теперь все совершенно по-другому. На этот раз это было обещание, которое я не нарушу. На этот раз мы действительно воссоединим нашу семью.