Брина заметила недоумение, мелькнувшее в серовато-зеленых глазах Вулфа, и подняла руку, предупреждая его вопрос.
– Мы не так наивны, чтобы не подумать о том, что враг, захвативший доспехи и оружие Адама, мог взять и перстень, намереваясь ввести нас в заблуждение.
Она помолчала, вглядываясь в прекрасное и суровое лицо мужа, пытаясь уловить его отклик на эти слова.
Вулф кивнул ей, показывая, что понимает тревогу друидов. Чувствуя, что не следует сейчас прерывать ее, он подавил нетерпение и, не спрашивая о дочери, ласково улыбнулся Брине, прося продолжить.
– Мы взяли этот обрывок пергамента и втроем удалились в дубовую рощу. Там, все вместе, мы воспели вечную триаду умиротворенной мощи.
Золотистые брови Вулфа удивленно поползли вверх. Он знал о могуществе этого заклинания. К нему прибегали только в случае страшной опасности. А значит, те, кто произносил его, чувствовали серьезную и смутную угрозу, против которой им предстояло выступить. То, что они сочли необходимым прибегнуть к такому могучему заклинанию, не предвещало ничего доброго, и он еще больше насторожился. Внешне оставаясь невозмутимым, он изо всех сил старался сдержать нараставшее беспокойство.
Брина ненадолго умолкла, желая, чтобы Вулф осознал в полной мере всю важность обряда.
– Каждому из нас было ниспослано откровение. Соединенные вместе, они были настолько ясны, что Ивейн смог отправиться в путь, на поиски Адама.
– Куда он пошел? – негромко спросил Вулф, вспоминая о донесениях, полученных королем лишь накануне. В них сообщалось о передвижениях противника и о заключенных им новых союзах.
Брина беспомощно пожала плечами:
– Он сказал только, что Адам томится в заточении в каменном замке, окруженном лесами и морем.
Вулф крепко зажмурился. Что толку от подобных примет? Существовали тысячи каменных замков, построенных легионами древних захватчиков по всему побережью на три стороны света – на юг, на восток и на запад. Сдерживая досаду от бессмыслицы такого ответа, тревожась все сильнее, Вулф решительно перевел разговор на исчезновение дочери, с каждой минутой внушавшее ему все большие опасения.
– А Анья? Что же, Ивейн и ее взял на поиски?
Тон вопроса – ледяной, угрюмый – говорил о том, с каким негодованием воспринимает он это известие.
– Нет, нет.
Брина отрицательно покачала головой и кончиками пальцев легонько и ласково провела по жестким, напрягшимся скулам Вулфа.
– Он ушел ночью, после окончания обряда. Анья была здесь еще утром.
– Тогда где же она теперь? Вопрос был естественным, но Вулф произнес его, стиснув зубы.
– Ллис видела, как Анья упаковала мешки с продуктами и пошла, как и обещала, к мельнику, чтобы поддержать их семью, пока его хворая жена не поправится.
Вулф не шелохнулся, лицо его оставалось бесстрастным, когда Брина опять ненадолго умолкла. Все это было обычной обязанностью супруга и дочери господина, еще одним звеном в череде событий, ведущих к тому главному, что он жаждал услышать.
Видя, как пристально смотрит на нее муж, Брина поспешила закончить рассказ:
– Один из мешков Анья оставила у мельника и уехала, но, к его удивлению, вместо того чтобы свернуть на дорогу, ведущую в Трокенхольт, она повернула на запад, к лесу.
– Чтобы встретиться с Ивейном, – холодно заключил Вулф.
Он уважал Ивейна и за физическую, и за духовную силу. Вулф искренне любил его как приемного сына. И все-таки Ивейн знал, не хуже, чем все близкие Вулфа – и в особенности потерявшая от любви голову Анья, – что не может быть и речи о том, чтобы молодой жрец стал супругом девушки. Теперь же они не только пренебрегли запретами и желанием отца, но и отправились в путешествие, грозившее им неведомыми опасностями.
– Нет. – Брина крепко, обеими руками сжала широкие плечи Вулфа. – Ивейн никогда не позволил бы ей так рисковать.
Вулф оставался по-прежнему мрачен – слова ее, казалось, не убедили его.
– Он никогда не сделал бы этого! Ты только вспомни, как редко он появлялся здесь, особенно в последние месяцы. Он бы вообще не пришел, если бы его не попросили об этом.
Голос Брины звучал ласково, умоляюще, она пыталась достучаться до сердца мужа, убедить его в своей правоте.
– Думаю, он любит нашу дочь всем сердцем… и он слишком заботится о ней, чтобы причинить ей боль. Хотя и видит, как она сгорает от безнадежной любви.
Вулф понимал одно: Брина расстроена. И, сознавая, что она не в силах ничего изменить, он только поинтересовался:
– Когда они ушли?
– Сегодня третий день. Она помолчала, сдерживая слезы, уже блестевшие на глазах и грозившие вот-вот пролиться.
– Я молюсь лишь об одном – чтобы Анья встретилась с Ивейном. Он – наша единственная надежда, с ним ей ничто не грозит, он защитит ее от опасностей, таящихся в лесу.
Вулф не верил своим ушам. Он ни разу еще не слышал, чтобы жена хоть намекнула на какие-нибудь скрытые в природе опасности.
Брина поняла его удивление и чуть-чуть усмехнулась.
– Я умею обращаться с духами природы. Они и лесные звери – мои друзья. Если бы и Анья была так же связана с ними, я не боялась бы за нее, но дело в том, что…
Обняв любимую, утешая ее, Вулф прижался щекой к ее густым темным волосам. Он не мог огорчить ее еще больше, сообщив о том, что самое южное из княжеств лэтов – по землям которого, как он опасался, проляжет путь Ивейна, – стало союзником Мерсии, а скоро, вероятно, объединится и с Уэссексом, чтобы разгромить Нортумбрию и ее союзников.
Уткнувшись в широкую грудь любимого, так что голос ее звучал приглушенно, Брина взволнованно проговорила:
– Когда я узнала, что Анья ушла, я хотела сейчас же найти ее и вернуть домой. Но у меня на руках мальчишки и весь Трокенхольт, и я поняла, что не смогу их покинуть.
Вулфэйну понятна была беспомощность Брины. Могучий воин редко испытывал подобное ощущение. Ему страстно хотелось немедленно отправиться на поиски дочери. Но две непреложные обязанности удерживали его: долг по отношению к королю и то, что он понятия не имел, куда и по какой дороге ему идти.
Приподняв подбородок Брины, Вулф наклонился и поцеловал ее в губы.
– Будем надеяться на Ивейна, на то, что он найдет и защитит Анью.
Сказав это, Вулф заставил себя ободряюще улыбнуться, надеясь, что Брина, обычно такая чувствительная, на этот раз не заметит, что глаза его при этом не улыбались.
Анья потянулась, медленно просыпаясь в зеленом полумраке убежища, куда Ивейн привел ее при первых лучах восходящего солнца, тронувших горизонт на востоке. Сеть ивовых ветвей создавала укрытие, оберегая ее, и за этими прихотливо переплетавшимися, со всех сторон нависавшими над густой травой ветвями, она чувствовала себя в безопасности, словно в объятиях самой матери-природы.
После того как Ивейн настиг ее, не позволив убежать под покровом ночи, они вернулись к покинутой стоянке. Там они подобрали припасы и двинулись в путь в темноте, при свете сияющего кристалла на его посохе. Только когда небо чуть-чуть посветлело, в сероватом предрассветном сумраке жрец стал подыскивать место для отдыха. Вновь сооружая для Аньи мягкую постель из травы и листьев, друид открыл ей часть своих планов. Вчерашнее столкновение с лесными разбойниками убедило его, что, если они будут спать днем и путешествовать ночью, им удастся уклониться от встречи с людьми, не обладающими могуществом жрецов.
Лежа на спине, уютно закутавшись в темный плащ, девушка вдруг почувствовала, что осталась одна Сердце ее отчаянно забилось. Неужели Ивейн бросил ее? Но она тотчас же улыбнулась, и ее глупые страхи рассеялись. Не стал бы он гнаться за нею, проделывая весь обратный путь, чтобы покинуть теперь. Нет, где бы он ни был, она не сомневалась, что он скоро вернется, поскольку близились сумерки.
Анья отстегнула застежки и скинула с себя плащ. Привстав, она осторожно раздвинула завесу из ивовых ветвей и поняла, что так оно и есть. Мягкие вечерние сумерки, спускавшиеся прохладной пеленой, едва касались нагретой за день земли, а упоительный аромат ночных цветов, раскрывавшихся лишь при луне, говорил о том, что час действительно поздний.