Внезапно какая-то птица, всполошившись, захлопала крыльями, и это так напугало Ягодку, что она в панике заметалась. Шум тотчас же отвлек Ивейна от его невеселых раздумий.
Лисенок повизгивал, лошадь заржала, и Ивейн, обернувшись, увидел, как Ягодка поднялась на .дыбы, передними копытами молотя воздух, точно пытаясь защититься от испуганной птицы, оберегавшей свое гнездо. Ивейн не ожидал, что старая лошадь еще способна на нечто подобное.
– Не-е-ет! – тихо вскрикнула девушка и тут же, почти неслышно, упала на землю.
Ивейн замер. На земле, между двумя валунами, лежала маленькая скорченная фигурка. И, что самое страшное, она не двигалась.
Бросившись к Анье, Ивейн почувствовал, как сердце его словно сжимает гигантская рука великана, стремящегося раздавить его в наказание за небрежение. Да, он был слишком рассеян, задумался, а расплачиваться приходится девушке. Разве виновата она в том, что так обольстительна? Он мог только молить духов стихии спасти его маленькую, чистую фею и не наказывать ее за его прегрешения.
Ивейн поставил посох на землю, туда, где золотистым потоком струились волосы Аньи, рассыпавшиеся при падении. Лисенок с присущим животным проворством вскочил на лапки, но тут же, поскуливая, подполз и уткнулся мордочкой в плечо своей раненой хозяйки. К счастью, он, видимо, почувствовал намерение человека помочь и, хотя зарычал, но не препятствовал ему подойти. Так что Ивейну не пришлось тратить время на возню со зверьком.
Сбросив котомку, юноша опустился на колени. Земля была мягкой, как губка, под толстым слоем прошлогодней листвы и под свежей, зеленой травой и папоротниками. Жрец осторожно ощупал голову девушки. Анья еле слышно застонала, когда пальцы его наткнулись на громадную шишку. Хотя и не столь искусный во врачевании, как Брина или сестра, Ивейн понимал в этом толк и нередко оказывал помощь не только при несчастных случаях, но даже при ранениях на поле боя.
Сдерживая волнение, жрец бережно поднял девушку из расщелины между камнями и уложил ее на мягкую, как ковер, траву. Осторожно, едва касаясь, он провел по зеленой материи платья от плеча до бедра, с той стороны, куда пришелся удар при падении. Анья, не приходя в сознание, застонала.
Ивейн присел на корточки. Ребра или сломаны, или сильно ушиблены. Как бы там ни было, нужно перенести ее в какое-нибудь безопасное место и там заняться лечением. Ивейна тревожили не столько поврежденные ребра девушки, сколько то, что она сильно ударилась головой. От Аньи нельзя отходить ни на минуту, пока она не очнется. Он попросит духов стихии помочь ей прийти в себя.
К счастью, кобыла – хотя у Ивейна и не было времени ее утихомиривать – обрела уже свое обычное невозмутимое спокойствие. Он закинул торбу Ягодке на спину, и та спокойно ждала, пока друид возносил триады благоговения и просил даровать ему правильный путь. По мере того как протяжные слова срывались с губ Ивейна, кристалл на набалдашнике посоха разгорался все ярче, и наконец от него пролег луч света, еще более ослепительный, чем светящийся круг, что сиял для них на протяжении всего перехода.
Ивейн бережно поднял девушку и, держа ее одной рукой, стараясь не причинить ей боли, взял посох и пошел за лучом назад, по уже пройденному пути. Когда луч света переместился вправо, жрец тотчас повиновался и свернул. Через несколько шагов он наткнулся на монолитную скалу – так, во всяком случае, ему показалось в первый момент.
Ивейна ничуть не смутило, что мольба об укрытии завела его в тупик. С минуту он пристально разглядывал скалу, затем, пригнувшись, нырнул во мрак, очутившись в пещере, невидимой снаружи. Лошадь остановилась около узкого входа, но лисенок не отставал и держался у ног друида.
Ивейн обнаружил, что в пещере, хотя и пустой, совсем недавно были люди. Ее невозможно было найти. И все-таки кто-то нашел. Об этом говорили холодные угли костра, помятый пустой котелок, рваное одеяло, сложенное у дальней стены, и горстка костей какого-то животного.
Ивейн прислонил посох с по-прежнему сиявшим кристаллом к шершавой стене и расстегнул черный плащ. Сбросив его на каменный пол, жрец бережно уложил на него Анью. Он мог бы привести ее в чувство, но лучше ей побыть без сознания, чтобы не чувствовать боли. Сломаны ее ребра или ушиблены, их надо осмотреть. Ивейн сознавал это, но не мог решиться. Нужно снять с нее платье и нижнюю рубашку, нужно раздеть ее… и увидеть то, что он не сможет забыть до смерти. Но разве у него есть выбор? Он должен сделать это ради нее.
Отстегнув и отложив меч в сторону, друид снова опустился на колени рядом с девушкой и неловкими пальцами стал распутывать шнуровку на платье. Расстегивая ремень, опоясывающий узкие бедра, Ивейн заметил привязанный к нему маленький мешочек. Черные брови жреца слегка сошлись к переносице. Любопытно, какие амулеты и снадобья могут храниться у очаровательной маленькой феи, не обладающей знанием друидов? Ивейн отложил мешочек в сторону, решив заглянуть в него позже, когда покончит с более важным делом. Напомнив себе, что состояние девушки может быть очень тяжелым, он постарался не думать о том, что ему предстояло сделать. Только после этого Ивейн бережно приподнял Анью, снимая с нее одежды.
Когда нагота ее открылась его пылающему синему взору, даже стойкость друида не могла удержать его от созерцания этого чудного зрелища. Ее светлые золотистые волосы сияющей волною рассыпались по складкам темного шерстяного плаща, а теплые кремовые и нежно-розовые тона обнаженного тела таили то сладостное очарование, которого он так опасался. То, что он увидел, превосходило все образы, давно уже являвшиеся ему в воображении и в снах.
Ивейн застонал. Влекомый силой, превосходившей все те, какие были ему подвластны, жрец наклонился и чуть коснулся щеки Аньи губами. Он и не думал позволять себе большего, но девушка, не приходя в сознание, повернулась и губами нашла его рот. Ивейн замер. Искушение было слишком велико. Не в силах воспротивиться соблазну, он наслаждался, впивая нектар ее губ.
Послышалось негромкое рычание. Маленькая лисичка припала к земле рядом с Аньей и человеком, склонившимся над ее безжизненным телом.
Предостережение, столь своевременно прозвучавшее, тотчас же охладило пыл Ивейна, уступив место раскаянию. Он отшатнулся, ощущая невыразимое отвращение к себе. Он вообще не смел целовать ее, и уж тем более тогда, когда беспомощная девушка лежала без сознания. Несколько раз глубоко вздохнув, Ивейн попытался приглушить муки совести, уверяя себя, что ни за что бы не причинил Анье зла.
Что верно, то верно, подумал жрец с невеселой иронией, он ничем не угрожал этой девушке. Скорее уж она, бессознательно откликнувшись на его поцелуй, представляла для него большую угрозу. Ему вдруг с полной ясностью открылась ужасная истина: куда бы ни бежал он от этой маленькой стройной красавицы, образ ее вечно будет являться ему во сне. Такой отчетливый, будто созданный из плоти и крови. Эту девушку он не должен любить… но любит.
Волна яростного негодования к себе захлестнула Ивейна. Как мог он похитить поцелуй у лежавшей в беспамятстве девушки! Подавив и желание, и гнев, жрец обратил свои мысли на то, ради чего обнажил ее. Друид поднялся и, выйдя из пещеры, снял свой дорожный мешок с седла Ягодки. Вернувшись, он порылся в котомке, пока не отыскал там свернутый бинт. Ивейну так часто приходилось перевязывать раненых, что он взял за правило всегда брать бинты в дорогу.
Бережно, но с намеренным безразличием он туго перетянул грудь Аньи. Затем, стараясь не поддаться искушению, он отвернулся и поднял ее плащ. Ивейн с облегчением накинул его на девушку, прикрыв ее от подбородка до маленьких пальцев ног.