Анья ни минуты не сомневалась, что Киэр должен пойти с ними, и услышав сдержанные слова жреца подумала, что ему следовало бы подробнее объяснить все мальчику. Однако, вспомнив о том, что недавно произошло между нею и Ивейном, девушка промолчала. К тому же яйца уже сварились.
Когда черная и плотная мантия ночи беззвучно опустилась, придавив своей тяжестью землю, трое людей уселись в пещере вокруг огня, чтобы вкусить от приготовленного с необычайной поспешностью ужина. Правда, это была не дымящаяся каша, а нечто даже более желанное для людей, пища которых в последние дни была так скудна. Сваренные куриные яйца представляли собой сытное кушанье, к ним добавились большие ломти сыра и последние крошки черствого хлеба.
Анья не могла съесть свою порцию, тогда как Киэр, с аппетитом здорового, растущего мальчугана, уписывал за обе щеки. Он одновременно покончил и с едой и с рассказом о схватке Ивейна с вооруженным разбойником. Заканчивая повествование, мальчик поднял восторженные глаза на жреца.
– Наверное, вы до смерти напугали этого дурня, очутившегося у нас на дороге, своей необыкновенной силой… и странными действиями…
Последние слова Киэр произнес как бы слегка вопросительно, надеясь, очевидно, получить объяснение загадочным поступкам друида.
Но не так-то легко было заставить Ивейна сказать о том, о чем он не хотел говорить.
– Этот дурень не умер, он просто-напросто крепко спит, так крепко, как никогда еще не спал в своей жизни. – Даже холодная насмешливая полуулыбка друида исчезла, когда он договорил: – В конце концов он проснется.
Когда Ивейн открыл это саксонскому мальчику, Анья вдруг поняла, что вечернее столкновение, так живо описанное Киэром, случилось как раз в ту минуту, когда ее охватило непреодолимое желание произнести заговор о прикрытии. Должно быть, затруднительное положение, в которое попал Ивейн, придало ей смелости, и она решилась взять посох жреца, с его помощью умоляя о спасении возлюбленного.
Оторвавшись от своих мыслей, Анья снова вернулась к действительности, когда Ивейн направил корабль их беседы в менее опасные воды:
– Сегодня утром ты дал нам понять, что не намерен навсегда поселиться в этой пещере. Куда ты собираешься направить свой путь? Есть у тебя где-нибудь родственники? Или ты намереваешься просить о помощи у господина Трокенхольта – твоего господина?
Синие, как сапфиры, глаза затянули в глубину голубых, мягко, но настойчиво ожидая ответа.
Киэр набрал в грудь побольше воздуха. Больше всего на свете ему хотелось бы пойти вместе с Ивейном, но тот ни словом не обмолвился, что возьмет его с собой в путешествие, и Киэр понял, что пора без утайки рассказать обо всем. По крайней мере, о главном. Это было не так трудно сделать, поскольку он доверял своим спутникам. Мальчик только надеялся, что они не сочтут его замыслы всего лишь глупыми мечтами ребенка – как несомненно поступил бы его доблестный, но начисто лишенный воображения отец.
– Моя мать происходит из лэтов. Она родилась здесь, в Гвилле, и от своего отца слышала легенды о человеке, живущем в горах Талакарна. Она пересказывала эти истории мне: как человек этот спас мальчика, у которого никого не осталось из близких, как у меня. Он спас этого мальчика и его сестренку тоже.
Киэр не уловил противоречивости своих слов, что у мальчика, имевшего сестренку, якобы не осталось никого ю близких. Анья заметила, но понимая, что это задело бы его самолюбие, сдержала улыбку. При первых же словах мальчугана воспоминания ожили в душе Ивейна, и он весь обратился в слух.
– Человек этот жрец и колдун, – с почтительным благоговением продолжал Киэр, – по имени Глиндор, невероятно могущественный.
Лицо Ивейна побелело, а у Аньи перехватило дыхание. Киэр никак не мог знать, что перед ним сидит главное действующее лицо этой легенды, и продолжал, трепеща от благоговения, будто бы повествуя о чуде. Мальчик, конечно, не мог и догадываться, что жрец и колдун, о котором он говорил, сыграл такую важную роль в жизни его нынешних спутников.
Киэр сидел, не замечая, как поражение застыли его друзья. Он увлекся повествованием о легендарных героях, которыми восхищался, и об их подвигах, начиная от спасения детей и до изгнания бесчисленных армий врагов.
– И еще, – от его слов исходил почти ощутимый жар надежды, – мама рассказывала мне, как Глиндор передал спасенному мальчику все таинственные заклинания и великую силу, которой обладал сам.
Когда Киэр умолк, наступило такое глубокое, продолжительное молчание, что он начал обеспокоенно поглядывать то на мужчину, сидевшего радом с ним, то на миловидную девушку. Хотя Ивейн нередко шутил и посмеивался, даже и тени насмешки не было заметно сейчас на его невозмутимом, неподвижном лице. Анья тоже, казалось, была ошеломлена. Но почему?
Наконец Ивейн заговорил и задал вопрос, ответ на который он мог предугадать, нет, даже почти боялся, что знает его.
– И как же связаны эти легенды с твоими планами?
Увидев, что Ивейн, похоже, остался равнодушен к рассказу, Киэр, не заговаривая уже больше ни о каком волшебстве, расправил плечи и вызывающе вскинул голову.
– Я хотел… – Мальчик храбро договорил, объявив о своем намерения: – …отправиться на поиски Глиндора и стать его ревностным и послушным учеником.
– Глиндор умер, – бесстрастно ответил Ивейн. – Уже десять лет, как его нет на свете.
– Не-е-ет!
Это единственное слово, вырвавшееся из уст Киэра, прозвучало, как вопль боли, смешанной с недоверием.
– Если так, я давно бы узнал об этом.
Ивейн не сомневался, что, живя на земле Трокенхольта, родители мальчика, разумеется, знали об этом. Вероятно, они не считали нужным заканчивать подобным образом волнующую историю, столь дорогую сердцу их сына. С их стороны это, может быть, было разумно, но мальчику теперь трудно смириться с этим. Сначала он потерял близких, а теперь должен выдержать и этот удар.
– Это печально, но Глиндора больше нет.
Видя, что голова мальчугана по-прежнему вызывающе вздернута, Ивейн снова заговорил – мягко, но настойчиво, желая убедить Киэра и избавить его от бесполезной погони за мечтой:
– Я и сам глубоко сожалею, но так уж оно есть, и тут ничего не поделаешь. Глиндор был моим наставником… Я – тот мальчик, которого он спас и научил всему, что знал сам.
– А я – правнучка Глиндора, – тихонько добавила Анья, пока Киэр пытался примириться с ударом, разбившим его мечты.
– Разве ты не знал, что супруга твоего господина, илдормена Трокенхольта, приходится внучкой Глиндору?
– Леди Брина? – Вид у Киэра был озадаченный.
– Леди Брина – моя мать, а Глиндор был мой прадедушка.
Киэр выпрямился и резко отвернулся от них, сообщивших ему столь невероятные новости. Эти странные мужчина и девушка утверждали такое, о чем – как он думал – он непременно услышал бы раньше, будь это правдой.
– Нет, я уверен, что мама рассказала бы мне об этом, если бы все было, как вы говорите.
Встретив со стороны Киэра такое упорное недоверие к ее правдивым словам, Анья растерянно замолчала, не зная, что делать дальше.
Ивейн обнял неподатливые плечи ребенка и решительно развернул его к себе, глядя ему прямо в глаза.
– Ты веришь, что я – ученик и воспитанник Глиндора?– торжественно и сурово спросил друид.
– Думаю, да. – Киэр медленно наклонил голову. – Я видел, как вы остановили врага заклинанием. Ведь странные слова, которые вы говорили так медленно, нараспев, были заклинанием, правда?
Не желая раскрывать секреты, столь важные для друидов, Ивейн предпочел не отвечать на вопрос маленького саксонца. Пусть даже он саксонец всего лишь наполовину – Ивейн был твердо уверен, что это делает его абсолютно непригодным для восприятия знаний друидов. И все же мальчик ради собственной безопасности должен поверить ему до конца, а значит, нужно что-нибудь предпринять. И чтобы не произносить вслух того, чему лучше оставаться невысказанным, Ивейн воспользовался своим умением мгновенно менять настроение.