Не особенно обрадованный этим намеком на собственное бессилие, Ивейн тем не менее молчал даже под испытующим взглядом крестьянина. Саксонец, разумеется, ожидал, что мужчина непременно начнет возражать, окажись такое постыдное утверждение ложным. Так что Ивейн надеялся, что его молчаливое согласие с хитростью девушки почти наверняка позволит им обойтись без столкновения. Сказать по правде, Ивейн был поражен сообразительностью Аньи и ее выдумкой, объяснявшей не только их появление здесь, но и то, что они направлялись на юго-восток.
– А мальчишка? – Этого недоверчивого крестьянина не так-то легко было в чем-либо убедить. – Он что, не ваш?
Причина недоверчивости керла была ясна – он то и дело переводил взгляд с густых, угольно-черных кудрей мужчины на золотистые волосы мальчика – даже в сгущавшихся сумерках контраст был разителен.
– Нет, – тотчас возразил Ивейн, радуясь, что еще на рассвете залепил глиной кристалл на посохе, опасаясь подобных встреч. – Киэр – сын моей покойной сестры. Он наполовину саксонец, как и моя жена, а я – чистокровный лэт. Наш дом в Уэльском княжестве, в Талакарне.
Ивейн надеялся, что это предупредит какие-либо вопросы, и керл не поинтересуется, почему он не в ополчении. Как отражение в спокойной воде пруда, эти мысли породили ответное недоумение у Ивейна. Почему же, с удивлением подумал он, этот керл не на поле брани? Мужчина был, правда, не первой молодости, но в здравом рассудке и довольно силен, судя по тому, как он размахивал вилами. Однако положение Ивейна было не таково, чтобы спрашивать об этом прямо.
Киэр молча наблюдал за происходящим, а Анья, услышав, как Ивейн назвал ее своей женой, обрадовалась, несмотря на эту явную ложь. Всем сердцем желая, чтобы это предсказание сбылось, девушка искоса взглянула на своего прекрасного спутника – и тут ее неожиданно поразила перемена, происшедшая в крестьянине, почти столь же удивительная, как и внезапные смены настроения друидов.
– Ну так пойдемте же, путники! – Выражение угрюмой недоверчивости сошло с лица керла, и оно озарилось широкой, приветливой улыбкой. – Покажите, что вы не сердитесь за мою непреднамеренную враждебность и соблаговолите разделить со мной вечернюю трапезу в моем скромном, убогом жилище.
Он воткнул вилы в землю на краю поля, и тут Ивейну стало понятно, почему этот мужчина остался дома, когда вокруг бушует война. Оказалось, что керл калека, и его левая рука свисает беспомощно, как плеть.
– Меня зовут Дарвин. Мы с женой, Морой, будем вам очень рады. Гости тут редки, и она вечно сидит одна. Детей у нас, правда, куча, но все они выросли и разъехались: ближе чем в Нествуде никого не осталось. Так что, прошу вас, пойдемте, откушайте с нами и переночуйте в нашем доме, а утром отправляйтесь дальше. Для мальчика мы подыщем местечко на чердаке – там довольно просторно, а вас можно будет уложить на постели моего старшего сына.
У Аньи перехватило дыхание. В первое мгновение от мысли, что она проведет эту ночь рядом с возлюбленным. Но она тотчас же вспомнила о привычках Ивейна. Ведь он друид и никогда не остается на ночь в возведенных, человеком постройках! Однако, если только он откажется от гостеприимства крестьянина, тот, несомненно, воспримет это, как личное оскорбление.
– Благодарим вас, добрый человек. Ивейн сразу же принял приглашение, сознавая опасность отказа не хуже Аньи. Но он не хотел рисковать и так и не назвал своего имени. Слишком велика была вероятность, что его могут узнать, даже в другом королевстве, в Мерсии.
Анья многозначительно взглянула на Киэра, предупреждая, чтобы он ненароком не проговорился. Тот едва заметно кивнул, когда хозяин отвернулся и зашагал через залитое лунным светом поле к своему дому. Анья чуть-чуть отстала, знаками показывая Нодди, чтобы тот пока оставался в лесу.
Идя вслед за Даренном между ровными полосами проросших хлебов, Ивейн обернулся и бросил долгий взгляд на прохладную чашу леса. Он с неохотой снова повернулся к земле, оскверненной людьми, не имевшими даже капли рассудка, чтобы испросить позволения, прежде чем пожинать ниспосланное природой, или возблагодарить ее духов за эти дары. Вместо этого, невзирая на силы, которые они нечестивыми действиями заставляли умолкнуть навеки, саксонцы бездумно расхищали богатства земли, не оставляя на ней ни единого дерева, безжалостно вгрызаясь в ее поверхность холодными, острыми плугами.
Глядя в сумерках, как ноги идущего впереди мужчины утопают во вспаханных бороздах, жрец страдал за эту искореженную, глубоко взрытую, погибшую землю. Он с болью чувствовал, как слабеют его связи с природой. Боль эта порождалась не тем, чего страшится и избегает каждый друид – молчания могущественных духов, которое воцарится навеки, если исчезнут те, кто умеет говорить с ними. Нет, она возникала при мысли о том, что саксонцы захватывают все большие пространства земли. Правда, у него были друзья среди них, а теперь и родственники, но Ивейн слишком хорошо понимал, какой ценой им, друидам, придется расплачиваться за присутствие чужеземцев. Подолгу размышляя обо всем этом, он пришел к выводу, что поток захватчиков не уменьшится и вряд ли они когда-нибудь оставят его землю в покое. Их пагубное влияние на его род и предназначение наполняло душу Ивейна скорбью.
Анья почувствовала печальное настроение друида, отчасти догадалась о причинах, и ей стало больно за него. Не смея ни успокоить жреца, ни даже заговорить об этом при Дарвине, девушка обратила внимание на домик, к которому они подходили.
Дом фермера стоял на пригорке посреди поля созревающей пшеницы. Когда они подошли поближе, Анья заметила неподалеку от входа маленький, но прекрасно ухоженный садик с зеленью, овощами и ягодами.
Дарвин распахнул перед ними дверь, и они вошли в комнату, освещенную сальными свечками, стоявшими на простом деревянном столе, и огнем в очаге, от которого было больше дыма, чем света. Пока путники снимали плащи и вешали их на колышки у дверей, Ивейн незаметно поставил свой посох, укрыв его под одеждой.
Мора оказалась приветливой женщиной и такой необъятной толстухой, что ясно было – в полях у них недороды не часты, а урожаи зачастую обильны. Хоть ей и нелегко было передвигаться по крохотной комнатке, она так и сияла от удовольствия: женщина, несомненно, была рада гостям.
Мора оказалась также удивительно разговорчивой и почти не умолкала, суетясь и обихаживая гостей. Для начала она каждому поднесла родниковой воды – смыть с себя дорожную пыль, а затем по большой кружке с элем, чтобы утолить жажду. Конечно же она мучает путешественников после жаркого летнего дня, проведенного ими в пути.
Вымыв руки, Киэр с опаской поднял глиняную кружку, глядя, как Ивейн одним глотком осушил свою чуть не наполовину. Мальчик напомнил себе, что если он хочет быть достоин овладеть знанием друидов, то – что бы ни сделал жрец – он должен в точности повторить это вслед за ним. Скрывая гримасу отвращения, вызванную уже одним только запахом, он заставил себя сделать глоток из кружки. Ощутив на языке горечь, Киэр порадовался, что отпил лишь немножко. Он еще больше обрадовался, что никто не заметил, как он поморщился.
– Пойдемте.
Хозяйка суетилась вокруг гостей, подталкивая их к нетесаным скамьям, окружавшим истертый, лоснившийся от старости стол.
– Садитесь же, не то вся еда остынет.
Аиья послушно опустилась на скамью между Ивейном и Киэром. Всем существом своим ощущая близость возлюбленного, девушка старалась не шевелиться, не сводя глаз с хозяйки, а та, обойдя вперевалку вокруг стола, уселась напротив них.
– Если бы я знала, что будет еще кто-нибудь, – щебетала толстуха, – уж я бы постаралась наготовить всего побольше.
– Все очень вкусно и сытно, да и мы не избалованы. В последние дни наша пища была весьма скудной, – заверила Анья хозяйку, в душе недоумевая, что бы та еще могла приготовить, когда стол уже и так ломился от яств. Не удивительно, что женщина была такой грузной. Перед ними лежали большие куски жареной свинины, ягоды из ухоженного садика, который Анья заметила, входя в дом, чуть ли не по буханке хлеба на каждого и вдобавок ко всему этому сыр, листья салата и множество всякой другой зелени.