– Что я слышал – неприятель собирает войска, чтобы напасть на Нортумбрию? – нетерпеливо заговорил Адам, прежде чем друид успел произнести хоть слово.
Ивейн, не отвечая, взглянул на девочку, дремавшую у воина на руках. Личико ее обрамлено было черными, как смоль, волосами, а глаза, распахнувшиеся ему навстречу, были зеркалом его собственных глаз. Несомненное сходство! Насмешливая улыбка блеснула, но тут же погасла, когда Ивейн ответил:
–Тебе известно, что король Олдфрит не желает ничего, кроме мира, однако епископ Уилфрид снова готовит свое ядовитое зелье, объединяя саксонских монархов Мерсии и Уэссекса с правителем валлийского княжества Гвилл. Зелье это замешано на жгучем желании мести прежним врагам – тебе и тебе подобным – и приправлено ненавистью ко всем друидам. Его-то, словно кипящую, расплавленную смолу, он и намеревается вылить на Трокенхольт. Я с моими спутниками отправлюсь туда немедленно. Надеюсь, что с помощью заклинаний нам удастся помешать исполнению планов епископа.
Анья улыбнулась от удовольствия. Слова эти означали одобрение жреца. Он доволен ее успехом и надеется, что она может оказаться полезной в предстоящем опасном деле.
– Надеюсь, – добавил жрец, обращаясь к Адаму, чей скир граничил с землями короля, – ты отвезешь к моей сестре нашу племянницу, и после этого отправишься дальше, чтобы предупредить Олдфрита об опасности. То, что готовит епископ, грозит разлиться от Трокенхольта и поглотить всю Норумбрию.
Адам, взглянув на друида, только переспросил:
– Племянницу?
– Да, – Ивейн нетерпеливо кивнул. – Я все объясню… когда мы одержим победу.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Киэр то и дело поглядывал вверх, высматривая признаки предсказанной бури, но, если не считать лиловатой дымки сгущавшихся сумерек, небо оставалось таким же чистым, как днем, коща они пробирались через лес по холму над Вендой.
Киэр родился на земле Трокенхольта, но ему ни разу не довелось побывать в замке господ, так что мальчик не представлял, сколько им еще предстоит идти до него. Но Анья знала, и, чем ближе подходили они к ее дому, подвергавшемуся теперь опасности, тем больше она ускоряла шаг. Под конец она обогнала Ивейна, стремясь поскорее увидеть родные ее сердцу распаханные поля Трокенхольта. Девушка внезапно остановилась, и Нодди у нее за спиной тоже замер. После того как мужчины ушли в ополчение, земля эта тщательно возделывалась руками людей, не привыкших к подобной работе. И вот теперь все труды оказались впустую: армии недругов, пройдя через поля, вытоптали посевы. Девушка, не отрываясь, смотрела на воинов, расположившихся лагерем вокруг частокола, окружавшего деревню и замок. Незваные гости разбили палатки у^основания стены, сооруженной из толстых стволов деревьев, очищенных от ветвей и врытых рядами очень плотно друг к другу; концы их были остро обточены.
Ивейн остановился за спиной девушки; прислонив посох к искривленному стволу дерева, жрец ласково положил руки ей на плечи, прищурившись и глядя на открывшуюся перед ним удручающую картину. Он собирался отослать леди Брину, ее сыновей и всех жителей деревушки в безопасное место, прежде чем подойдет это войско и он обрушит на него свой неистовый гнев жреца. И зачем только он потерял последнюю ночь, оставаясь в лесу. А ведь ему хотелось полностью восстановить силы, необходимые для великого дела.
Ивейн бессознательно сжал плечи девушки, и Анья поняла, чем расстроен возлюбленный. Это был ее дом, ее близкие, и никогда бы она «е сделала ничего, что могло бы принести им несчастье. И все-таки Анья не могла сожалеть о потеряных, но прекрасных минутах. Девушка закусила губы. Ее все же мучила совесть – ведь пока она наслаждалась в объятиях возлюбленного жреца, драгоценное время ушло. Часы эти были не кратковременной вспышкой страсти, а негасимым и жарким огнем любви.
– Я никогда не пожалею о минутах, проведенных с тобой. – Чувствуя волнение любимой, Ивейн наклонился, тихонько шепча ей на ухо. – Мы просто опоздали немного, и я не успел сделать то, что хотел, прежде чем подойдут враги. Раз они здесь, мы не можем теперь дожидаться, пока Адам завезет малышку Сайэн к моей сестре и приведет сюда короля, чтобы защитить Трокенхольт.
Ивейн и так не собирался никого ждать. Он говорил это скорее для себя, чем для спутников.
Ему незачем было напоминать об угрозах епископа. Этот глупец, похваляясь, сам же выболтал Анье, что сначала возьмет Брину с сыновьями в заложники, а потом сожжет и замок, и деревушку. Более того, поскольку там не оставалось защитников, епископ, по-видимому, считал, что это удастся ему без труда. И так оно, несомненно, и было бы, мрачно подумал Ивейн. Он знал гораздо лучше противника, осадившего замок, что магическое искусство его названой матери призвано помогать и лечить, а не разрушать. А значит, при всем своем могуществе она не в силах одна одолеть эти полчища.
Догадываясь, что примолкший друид обдумывает выход из положения и строит планы, как победить епископа и его союзников, Анья тихонько осмелилась предложить:
– Мы с Киэром могли бы сделать то же, что вчера вечером.
Поскольку Ивейн не отозвался, она продолжила:
– Ты мог бы произнести заговор о прикрытии над малым кристаллом, и Кйэр держал бы его, а я – свой. Ворота, правда, надежно заперты изнутри, но мы вдвоем могли бы вывести всех из замка через потайной ход.
По-прежнему стоя у девушки за спиной, Ивейн невесело усмехнулся. Анья, в отличие от него, была неопытна в подобном противостоянии. Но он не собирался отвергать ее предложение. Лучше он осторожно укажет девушке на ошибки в ее рассуждениях.
–Твоей матери и самой ведь такое по силам, так почему же она этого не сделала?
Анья нахмурилась, досадуя на себя, что сама не подумала об этом как следует. И все-таки старая привычка возражать, которая, как надеялась девушка, была давным-давно оставлена за воротами Трокенхольта, вновь дала о себе знать. Анья не удержалась:
– Может быть, слишком трудно держаться самой да еще и с тремя ребятишками в одном круге света?
Объяснение было явно нелепое, и Анья, умолкнув, вспыхнула. Быть может, эта юная жрица переняла уже привычку друида неожиданно менять настроение? Как бы там ни было, смех был разрядкой в минуты величайшего напряжения.
– Брина достаточно могущественна. Свечение кристалла, вызванное ее заклинанием, могло бы укрыть без труда и ее, и троих сыновей.
– Тогда почему же? – спросила Анья, не хуже Ивейна зная ответ на вопрос. Страх за мать и за братьев – и за весь Трокенхольт – тяжким бременем давил на ее хрупкие плечи.
Ивейн, утешая, привлек свою нежную возлюбленную к груди и серьезно ответил:
– Я уверен, твоя мать знает, какая участь грозит Трокенхольту, как только епископ получит заложников.
Анья вздрогнула. Перед тазами у нее туг же возникла картина: ее дом, охваченный пламенем. Она тронула за плечо сдержанно молчавшего мальчика; тот подошел к своим спутникам, негромко обсуждавшим создавшееся тяжелое положение.
– Твоя мать, – тихо договорил друид, отвечая на вопрос девушки, – не покинет своих людей, не предаст их столь страшной смерти.
С того дня как юный Ивейн пришел к Брине в ее пещеру, ставшую теперь его домом, он почувствовал, что в этой женщине, принявшей его как сына, необычайно сильна любовь к жизни и ко всему живому.
– Если бы хоть одна жизнь погибла ради спасения ее собственной, она никогда бы себе этого не простила.
Анья знала, что Ивейн прав, однако в данном случае ее мать рисковала не только своей собственной жизнью, и девушка возразила:
– Мама могла бы позволить нам вывести и укрыть мальчиков.
– Вывести и укрыть? Где? Не здесь же, где вооруженные до зубов враги отыщут любого, куда бы он ни спрятался. И можешь ли ты представить, чтобы твои братья беспрекословно согласились укрыться, оставить замок? – сухо добавил Ивейн.
Анья поморщилась, в душе признавая, что и Каб, и Эдвин, оба отчаянные сорванцы, скорее уж попытались бы сами напасть на кого угодно. Она гнала от себя мысли о том, что как раз это-то и собирались проделать они втроем: она сама, Киэр и Ивейн. В конце концов они ведь друиды, а ее братья – нет.