Он на минутку отвлекся, приказав одному из тэнов распорядиться, чтобы воины разбили лагерь за частоколом, огораживавшим деревню.
Когда все они прошли в центральную, залу замка, Брина, оглянувшись, заметила, что Вулф не отрывает таз от молодого жреца, который совсем не по-братски обнимал Анью за талию.
Брина шагнула к мужу и, легонько ударив его по руке, шутливо нахмурилась.
– Ты напоминаешь мне дедушку.
– Глиндора? – всерьез удивился Вулф. Скорее уж Ивейн похож был на старого колдуна. – Как это только пришло тебе в голову?
Довольная, что он задал ей именно этот вопрос, Брина пояснила:
– Помню, он так же сердито нахмурился, когда ты впервые просил у него разрешения обвенчаться со мной.
У Аньи перехватило дыхание, когда она услышала этк слова матери – та, по-видимому, тоже умела мгновенно менять настроение.
– Венчаться?
Прищурившись, Вулф снова перевел свои зеленые глаза на пару, стоявшую перед ним, – Анью, преисполненную надежды, и Ивейна, который, похоже, готов был защищать свое счастье. Еще мгновение – и истинное значение происходящего озарило Вулфа. Он разразился громовым хохотом, так что на тазах у него заблестели слезы.
Вулфэйн требовал, чтобы дети воспитывались как христиане, а не как друиды. Но хотелось ему этого или нет, а узы родства оказались сильнее. Судя по рассказам освобожденного из темницы Адама и по долетевшим до него отзвукам происшедших в Трокенхольте событий, его маленькая Анья, несомненно, оказалась плоть от плоти друидов. Что до другого…
– Я и сам ведь полюбил жрицу, так что же тут удивляться, если дочь моя полюбила жреца?! – Вулфэйн, насмешливо прищурившись, посмотрел на влюбленных. – И, если их ухаживание было подобно нашему, необходимо как можно скорей сыграть свадьбу.
Анья вспыхнула, а Ивейн рассмеялся. Его редко удивляло поведение других, но сейчас он несомненно был озадачен и крепче прижал к себе девушку.
– Названый сын, муж нашей дочери, часть нашей семьи от первого до последнего часа.
Вулф ласково вглядывался в озаренное радостью лицо Ивейна.
–Я только прошу, чтобы свадьба состоялась по христианскому обычаю. Ивейн, не замедлив, ответил:
– Я рад буду любому обряду, который свяжет меня с Аньей навеки.
Король Олдфрит стал невольным свидетелем этого разговора. Он подошел к ним, встреченный приветственными улыбками подданных.
– Я был в затруднении, не зная, как отблагодарить молодого жреца и его юную подругу и ученицу за их деяния, пошедшие во благо моему королевству. Они вызволили Адама из темницы и обратили войска моих недругов в бегство, при этом освободив Трокенхольт. Теперь я знаю, что могу, в свою очередь, оказать им услугу.
Все, казалось, были в недоумении.
– В моей свите всегда есть священник. Правда, обычно ему приходится исполнять погребальные обряды над воинами, павшими в битве, но он может исполнить и более приятную обязанность, благословив новобрачных.
В последовавший за этим час Анья чувствовала себя так, будто вновь была подхвачена штормом, который, неожиданно налетев, закружил ее в своем вихре. Ее, однако, надежно удерживал якорь возлюбленного. Священник из свиты Олдфрита был, несомненно, счастлив, что его призвали для исполнения столь приятного долга, и с радостью приступил к церемонии. Крестьяне, тотчас же созванные, собрались, чтобы присутствовать при нехитром обряде венчания дочери их господина с друидом-жрецом, который спас их от гибели.
В венке из наскоро собранных лилий и восхитительном платье, подаренном Элис, – из тонкой бирюзовой ткани с золотым шитьем по краям, – Анья стояла рядом с темноволосым, невыразимо прекрасным друидом на верхней площадке замка. Там, по христианским обычаям, девушка стала супругой Ивейна. Давняя, в потаенных глубинах души взлелеянная мечта, стала явью.
Хотя запасы в кладовых и погребах Трокенхольта прискорбно оскудели, господин и все его подданные пировали так, как и подобало по такому торжественному случаю. Всеобщее ликование еще более возросло благодаря изобилию эля, поднесенного в дар королем. На просторной лужайке за замком расставили большие деревянные столы; народ принес дудки, тамбурины и даже арфу, чтобы веселой музыкой оживить празднество. Пир, задуманный леди Бриной и королем Олдфритом как скромная трапеза в знак гостеприимства и благодарности, превратился в празднество, которое запомнится всем надолго. Да, оно останется в памяти – но не обилием изысканных яств, а счастьем молодых, в чью честь оно было устроено, и наслаждением, которое оно доставило всем после многих недель и месяцев жизни в постоянном напряжении и страхе.
Повсюду то и дело слышались шутки о том, как дорого придется епископу Уилфриду заплатить за провал своих планов – утратой расположения к нему покровителей со всеми вытекающими отсюда последствиями. Пожалуй, такому себялюбивому и алчному человеку легче быле бы снести физическое увечье, чем утратить возможность жить в роскоши и лишиться той власти, которой так жаждала его ненасытная душа. Более того, вряд ли какой-либо саксонский правитель поддержит теперь его попытки добиться у Рима помощи вернуть себе богатство и положение, утраченное им еще в первом столкновении с людьми, оборонявшими Трокенхольт.
Ивейн сидел за пиршественным столом рядом с Аньей и жалел только, что его сестры Ллис нет с ними. Но она, конечно, поймет, почему они сыграли свадьбу так быстро, так же как и он понимал, почему она не приехала вместе с Адамом. Она никак не могла оставить детишек и скир, чтобы отправиться вместе с войском, собиравшимся на войну, а потому и осталась в Оукли. Пир был в самом разгаре, когда Ивейну и Анье удалось потихоньку побеседовать с Адамом, Бриной ц Вулфом, поведав им об Элис и о том, какую роль сыграли ее видения в одержанной победе, а также новости о еще одной, неизвестной им доселе сестре и ее двух ребятишках.
Адам и Ивейн договорились, что илдормен, возвращаясь в Оукли, возьмет с собой Киэра, позволив молодым хотя бы первое время остаться наедине. Затем, поближе к зиме, мальчик приедет к ним в пещеру жреца в горах – там они вместе Аньей будут постигать тайные знания друидов. Сайэн останется с Ллнс и Адамом… по крайней мере, пока.
Анья танцевала с королем Оддфритом. И с отцом. И даже с Киэром и братьями. Но большую часть празднества она, конечно же, провела с Ивейном. Под конец, когда дети уже начали засыпать на ходу, а взрослые, наоборот, еще больше развеселились, и все более громкие взрывы хохота вторили разухабистой плясовой, Ивейн поднял посох, стоявший у дерева. Он взял Анью под руку, и они ускользнули в сумерки и дальше – в бархатистую темную ночь. Выскользнув незаметно через потайную калитку в стене, новобрачные направились в одно из природных укрытий, в укромный уголок, где друиды себя чувствуют несравненно вольготнее.
– Ты моя нежная возлюбленная, моя прекрасная фея! Моя навсегда!
Пламенные синие глаза Ивейна с таким восторгом смотрели на изящное, обрамленное золотистыми локонами лицо девушки, что Анья, опаленная этим взором, прильнула к мошной груди друида.
– Я любила тебя всегда, почти с того самого дня, когда появилась на свет, и буду любить тебя вечно.
Завороженная его чудесной, неотразимой улыбкой, девушка почувствовала, как сердце ее переполняется немыслимым счастьем. Она подняла к нему нежные, как лепестки, губы.
Ивейн принял дар Аньи, своей юной жены, и дабы скрепить эту клятву, приник губами к ее губам в самозабвенном и упоительном поцелуе. А в воздухе вокруг них, взвихренные легчайшими дуновениями теплого ветерка, кружились тысячи лепестков – благословение природы жрецу и его возлюбленной.