Ллис взглянула на стоявшего рядом с ней мощного мужчину, который так часто безотчетно приковывал к себе ее внимание. Адам чувствовал ласковый призыв синих глаз и не мог не ответить на него. Наградой ему послужила улыбка, появившаяся на нежных, как розовые лепестки, губах. Он слишком хорошо помнил вкус этих губ. И даже сейчас, в присутствии любопытных зрителей, с грузом нависшей опасности на душе, он испытывал искушение вновь отведать их вкус.
Ллис молча смотрела в его янтарные глаза, которые только что ответили на ее немой призыв. Это означало, что хочет он того или нет, но он так же восприимчив к ее взглядам, как она – к его. И при мысли об этом боль, которую она испытывала целый день, боль оттого, что он отвергает ее, немного утихла.
Молча обмениваясь взглядами с Адамом, Ллис без слов попросила его быть терпеливым с Мейдой. Заслужив слабую улыбку уст, которые еще несколько мгновений назад были так суровы, Ллис повернулась и пересекла комнату. Она остановилась рядом с молодыми людьми, столь различными по росту и комплекции. Она легонько похлопала Мейду по спине и похвалила ее за желание помочь своим друзьям из Трокенхольта.
Адам согласился с тем, что Мейда, испуганная его тоном, не могла тотчас же продолжить разговор. Он обратил внимание на то, с каким доверием Мейда прислонилась к юному стражнику и с каким чувством он реагировал на ее близость. Вид этих молодых людей встретил отклик в его сердце. Хотя он и посмеялся над собой, но все же ему тоже хотелось, чтобы Ллис вот так же бесхитростно прислонилась к нему и чтобы он мог отнестись к ней с такой же чистой любовью. Но уголки его губ искривила циничная усмешка. Что такое – бесхитростная колдунья? Возможно ли это? И сможет ли он испытывать любовь, не затуманенную мрачными переживаниями? Нет, это невозможно!
Последняя мысль невольно исторгла из его груди сердитое рычание. Все трое взрослых удивленно посмотрели на него. Все они, так же, как и наблюдательная Аня, обратили внимание на то, что щеки его покраснели.
Адам огорчился из-за того, что покраснел: такого с ним не случалось с детских лет. Тем не менее он не позволил себе отвернуться или сказать что-нибудь сердитое. Вместо этого он спокойно сообщил важные сведения, которых все ждали.
– Лорд Вулф настолько серьезно ранен, что было бы неразумно переносить его даже на небольшое расстояние. А долгая дорога домой с толчками и тряской могли бы вообще его убить.
Адам понял, что эта новость только сильнее увеличила смущение парочки, остававшейся в Трокенхольте. Ему пришлось объяснить характер ранения лорда Вулфа. Хотя он рассказывал вполне бесстрастно, все же описание происшедшего было вполне убедительным, а слушатели молча одобрили принятое решение оставить Вулфа в безопасном тайном убежище. О том, где оно находится, Адам даже не упомянул.
Хотя Пип знал Вулфа всего несколько недель, а Мейда – несколько дней, их обоих огорчила весть о серьезном ранении илдормена. Однако их реакция была не сравнима с болью, которую они увидели в глазах Ани.
И вновь, как уже нередко случалось за последнее время, Адама пронзило острое чувство вины. До своего появления в монастыре Уинбюри он редко испытывал это чувство. Слезы, блестевшие в зеленых глазах ребенка, ласково упрекали его. Адам был поражен недетской способностью девочки сидеть неподвижно и внимательно слушать все, что говорят взрослые. Она слушала до тех пор, пока не узнала страшную новость о ранении отца. Описывая рану Вулфа, Адам не думал, что его слушает ребенок, а тем более дочь пострадавшего.
– Не волнуйся! – Ллис обняла девочку и постаралась уверить ее, что все будет хорошо. – Мы с твоей мамой спели самые сильные молитвы, обратились за помощью к самым могучим силам природы. Они помогут твоему отцу, и через некоторое время он будет снова здоров.
Несмотря на то, что полумертвую девочку удалось полностью исцелить, Адам сомневался в способности Брины справиться с ранами Вулфа. Однако он умел прятать свои сомнения за бесстрастным выражением красивого лиц. У жителей Трокенхольта было достаточно бед и без того, а смерть лорда могла сломить их волю к сопротивлению. Но если обитатели дома убеждены в могуществе друидов-целителей, то тем более в это поверят жители деревни, которые давно знают о таланте Брины. Следовательно, весть о неизбежном исцелении должна распространиться вместе с вестью о ранении Вулфа.
Чтобы отвлечь внимание присутствующих от мрачной реальности и мыслей о том, чего они не могут изменить, Адам вернулся к прежней теме разговора. На этот раз он подошел к интересующим его вопросам очень осторожно, говорил тихо, в голосе его звучали ласковые ноты.
Адам прошел в темный угол, где стояли Мейда и Пип, и огонь камина золотил его густые волосы.
– Мейда, – обратился он к девушке, – может быть, позже, когда мы поужинаем, ты расскажешь мне то, что знаешь о грозящей нам опасности. Или не сегодня вечером, а завтра, когда мы проснемся. Боюсь, что за последние дни никому здесь не довелось хорошо отдохнуть. И если ты решишь сделать это завтра, мы со свежими силами встретим то, что нам суждено узнать.
Улыбка Адама излучала уверенность сильного человека.
Соглашаясь выполнить просьбу Адама, Мейда была признательна ему за передышку, которую он ей предоставил. Она перевела взгляд с золотоволосого лорда, которого побаивалась, на Ллис, высвободилась из объятий Пипа и осторожно приблизилась к женщине, все еще державшей на руках Аню.
– Я хочу выразить вам свою благодарность за то, что вы приютили оборванную незнакомку, которая пришла незваной к дверям этого дома. Я давно хотела это сказать, но мне не удавалось. Вы отправились на поиски лорда Вулфа, а перед этим вас похитили сообщники Саксбо. Я молилась о вашем спасении, когда вы были в тюрьме, – улыбка девушки стала шире. – Я молилась о том, чтобы та, другая, ушла. И Бог услышал мои молитвы, за что я всегда буду его благодарить.
Аня успокоилась, и Ллис спустила ее на пол, прежде чем обнять бедную Мейду, непривычную к ласковому обращению. Но слова Мейды еще звучали в ушах Ллис. Она озадаченно нахмурилась. Другая? Так много событий произошло со времени ее возвращения в Трокенхольт. Неужели это было только сегодня утром? А ведь кажется, что прошла целая вечность.
Быстро сменяющие друг друга происшествия отвлекли внимание Ллис от размышлений над странным обвинением Адама. Когда они утром проснулись, их тела, тесно сплетенные, словно камни стоявшего рядом с ними загадочного кромлеха, купались в нежных лучах зари. При воспоминании о той боли, которую она испытала, когда поняла, что Адам отвергает ее, на Ллис нахлынуло ощущение глубокой утраты. Поведение Адама казалось ей совершенно необъяснимым и оставалось непонятным до этого момента, когда Мейда упомянула другую женщину. Мейда не подозревала о беспокойстве Ллис и его причинах, но она невольно внесла некоторую ясность. Более того, она говорила о второй женщине как о двойнике Ллис, и это было для Мейды очевидным фактом. Мейда продолжала:
– Вы меня очень напугали той ночью, когда открыли мне дверь этого дома. Но в тот же момент, когда вы улыбнулись и ласково провели меня в дом, я поняла, что вы не она.
– Что значит «не она»? – воскликнули три голоса одновременно.
Удивленная Мейда ответила, запинаясь:
– Элис, к-конечно. – Ее слушатели ждали продолжения объяснений. – Ну, молодая колдунья… – Присутствующие опять ничего не поняли. – Ну, младшая из двух колдуний, союзница епископа.
Мейде казалось, что она не в состоянии выразиться яснее. Она взглянула на Пипа, который подошел и стал рядом с ней. Он ободряюще улыбнулся ей, и она продолжила свой рассказ, несмотря на то, что золотоволосый лорд нахмурился, а Ллис выглядела озабоченной.
– Саксбо считал, что это большая удача – ведь епископ Уилфрид при всем своем благочестии привлек к осуществлению плана друидских колдуний. – Вспомнив о том, как это было, Мейда слегка усмехнулась:
– Хордат ужасно разбушевался. Он был против этого… до тех пор, пока не увидел Элис. Она его мигом очаровала, и он потом разве что не ел из ее рук. Никогда больше я не слышала, чтобы он был против ее участия.