Ллис говорила авторитетно, как человек, хорошо знакомый с принцем Каем. Она хорошо знала, как сильно доверял принц Глиндору после бескровной победы, одержанной над предшественником Кая Вортимером, когда тот попал в очень унизительное положение. Победа была одержана с помощью колдовства, и это событие запомнилось современникам как «великая гибель птиц». И в этом деле Ллис и Ивейн помогали Брине.
Когда Ллис закончила говорить, Мейда неохотно объяснила, какой ужасный план придумал епископ, чтобы лишить Трокенхольт поддержки Уэльса:
– В этой части Нортумбрии известно о деле, связанном с «великой гибелью птиц», и, зная о нем, епископ привлек для осуществления своих планов двух колдуний. – Лицо Мейды было мрачно, на нем отражались страх и сожаление. – Гита поклялась, что когда Кай призовет своих подданных к оружию, его призыв не будет воспринят должным образом, потому что Гита разрушит веру народа в могущество Глиндора.
– Гита не сможет этого сделать! – Ллис спокойно улыбнулась, но на душе у нее было печально. Она понимала, что именно эту битву предвидел Глиндор. Брина сказала, что старый колдун приветствовал эту битву как конец своего земного существования.
Вера Ллис в своего наставника или же в обещанную помощь принца Кая не успокоили Адама. Независимо от того, какие обряды могут выполнить друидские колдуны, он был совершенно уверен, что предстоящая битва будет выиграна или проиграна силой оружия и хитростью.
Заметив, что Адам не способен поверить в помощь Талачарна, и не имея возможности убедить его в этом другим способом, Ллис переключила свое внимание на Аню. Девочка опять сидела на матрасе у камина и слушала разговоры о войне. Маленький подбородок был храбро поднят, хотя в широко раскрытых светло-зеленых глазах была видна тревога.
– Ты поможешь мне поискать? Аня удивленно взглянула на нее:
– Поискать что?
– Поискать еды, чтобы накормить двух могучих воинов, которые голодны и поэтому сердиты как волки.
С притворным страхом Ллис украдкой взглянула на Адама. На губах его была лукавая усмешка, он поддразнивал Аню, изображая хищника, преследующего беззащитную жертву. Он зарычал по-волчьи, но в его голосе чувствовались бархатные ноты.
Аня хихикала, и от ее смеха у всех на душе стало легче. Дурачество продолжалось: Аня встала на отцовский стул и, изображая хозяина, отдающего указания своим слугам, стала приказывать взрослым, в каких корзинках, стоявших на полках, следует поискать еду.
Это был поздний обед. Странное общество собралось за столом: ребенок, лорд, колдунья, стражник и рабыня. Доски стола были выскоблены добела, так что не было необходимости накрывать их скатертью.
Мерцающий свет многочисленных свечей усиливался серебряным блюдом, на которое их поставили. Собравшиеся быстро подкрепились холодным соленым мясом, ярко-желтым сыром и кусками вчерашнего хлеба. Еда была простой, но добрые чувства присутствующих друг к другу придавали застолью теплоту. Все сознавали грозившую им опасность, которую еще предстояло встретить. Влажной тканью они вытерли руки после десерта, завершившего обед – чудесных свежих персиков. Как только с едой было покончено, Ллис подняла Аню, легкую, как перышко, отнесла в крошечную спаленку и уложила в постель.
Уход Ани с Ллис послужил для оставшихся сигналом к окончанию обеда, и все встали. Адам отправился к камину. Ему нужно было многое обдумать. Однако постоянно меняющийся рисунок пламени был похож на его мысли, поскольку его терзали сомнения. К тому же он был крайне недоволен собой, потому что не мог выбросить из головы прелестную колдунью, а это мешало ему спокойно все обдумать и взвесить. Тогда он взял длинную палку и с большим усердием, чем того требовало дело, принялся ворошить поленья, стараясь оживить пламя, чтобы угли горели всю ночь.
Вернувшись в зал. Ллис увидела, что Пип и Мейда удалились в темный угол, чтобы провести еще несколько мгновений вместе. Адам сидел на стуле у камина и помешивал поленья в очаге, полностью поглощенный этим занятием.
Ллис решила, что сейчас лучше всего будет незаметно проскользнуть в свою спальню, не беспокоя человека, который весь этот долгий день старательно показывал, что у них нет ничего общего. Это разрывало сердце Ллис, хотя и в глубине души она надеялась, что это не так, плечи ее поникли под тяжестью грустных мыслей. Счастье было таким недолгим! Она уже прошла к себе, когда неожиданно услышала обращенные к ней слова:
– Я умоляю простить меня за все зло, что я вам причинил.
Слова эти прозвучали рядом с ней и были подобны тихим раскатам грома. Ллис быстро обернулась и увидела, что золотоволосый мужчина, который занимал все ее мысли, стоит в дверях ее спальни. Воспоминания об их близости были для нее драгоценны, хотя и причиняли боль. Увидев его рядом с собой, Ллис ощутила сильное волнение, мысли ее путались, кровь стучала в ушах, и она не понимала, что он сказал.
Адам заглянул в синие глаза, ставшие почти черными. Понимает ли эта женщина, только что расставшаяся с девственностью, как она обольстительна? Несмотря на проведенную вместе ночь, о которой он заставлял себя не думать, он приказал себе отступить. Вулф оставил эту девушку на его попечение. Адам собирался выполнить долг опекуна, но на самом деле это от него нужно было ее защищать. Он виноват, но больше такого не повторится.
После ночи, проведенной с Адамом, Ллис уже научилась понимать, насколько сильно его желание, и, когда он отодвинулся, она шагнула к нему. В душе она понимала, что сейчас он пришел не за тем, чтобы провести с нею еще одну упоительную ночь, но она чувствовала, что вот сейчас ей предоставляется может быть последняя возможность провести еще несколько мгновений в объятиях человека, которого она любила. Она уже знала, как легко он может отвернуться от нее – от колдуньи, которой он не доверял. Это мрачное воспоминание добавило ей решимости не дать ему просто уйти.
Опасаясь, что другой такой возможности у нее не будет, Ллис положила руки ему на плечи и прижалась щекой к широкой груди. Она слышала волнующий звук ударов его сердца – оно стучало так же сильно, как ее собственное. Она потерлась щекой о крепкую стену закрытых шерстяной тканью мускулов и улыбнулась, чувствуя, как его тело ответило на ее объятие. Этот невольный ответ вызвал рой волнующих воспоминаний. Она помнила ощущение его крепкой бронзовой кожи и жестких волос – очень приятное ощущение.
Стремясь погасить пламя, раздуваемое восхитительным прикосновением нежных грудей к его телу, Адам крепко сжал зубы. Он лгал себе, когда думал, что наедине ему будет легче попросить у нее прощения, и под этим предлогом обнял ее и заставил сделать шаг в маленькую спальню. Оказавшись здесь, он понял, что совершил ошибку. Легким толчком он закрыл дверь, и они остались одни в крошечной комнатке, освещаемой слабым светом свечи.
Обозвав себя дураком и намереваясь отодвинуть Ллис от себя, он скользнул сильными руками под облако густых черных волос, чтобы обхватить ладонями покатые плечи. Ему удалось откинуть их назад, и, когда она взглянула в его лицо, глаза ее были затуманены желанием, столь же сильным, как и его собственное. Но самую большую ошибку он совершил, опустив взгляд на холмы пышных грудей, такие нежные, такие близкие.
Исполненная желания, Ллис перестала дышать. Когда золотистые глаза любимого смотрели на нее, она ощущала его взор как жаркую ласку. Он вновь посмотрел ей в глаза, и она утонула в золотом огне, а тепло его тела все больше притягивало ее. Она таяла, как воск тает в огне.
Адам чувствовал дрожь прелестного тела, прижатого к нему. Он слышал свое прерывистое дыхание и чувствовал, как кипит в нем кровь. Он понял, что взяв ее однажды, он не утолил желания – оно стало еще сильнее. Из груди его вырвался тихий стон.
Сквозь туман страсти Ллис услышала этот звук и почувствовала, что он готов ее оставить. Чтобы помешать этому, она запустила тонкие пальцы в его золотые волосы. Сама того не зная, она искушала его.