Адам забыл о своих благих намерениях, когда острый конец языка девушки коснулся его верхней губы. Увлекаемый страстью, он уступил отчаянному желанию еще раз испить нектар этих соблазнительных губ. Сминая ее обольстительное тело, он крепко обнял Ллис и жадно и страстно поцеловал, представив ей еще одно доказательство того, чем она рискует, провоцируя такого опытного хищника, как он.
Вновь ощутив властные губы Адама, Ллис слегка приподнялась и крепче прижалась к нему, словно проверяя, насколько он владеет собой. Это было уже слишком для его знаменитой сдержанности. Чего он стоит, если колдунье так легко удается его обольстить?
Резко прервав поцелуй, Адам взглянул на женщину, которую держал в объятиях. Она дрожала, нежные щеки порозовели от страсти, губы были влажными и слегка припухшими от поцелуя. Она была так обворожительна, что он опять подумал, не вызвана ли ее привлекательность колдовством.
Он понял, что ошибся, уступив желанию побыть наедине в ее обществе, и это было плохо для них обоих. Однако эта мысль не смогла охладить кипение крови в его жилах. И в самом деле, его решение никогда больше не стремиться к близости с этой женщиной только усилило желание в последний раз ощутить ее прелесть. Различие в их духовном наследии было гарантией того, что она никогда не будет ему принадлежать. Этот факт накладывался на многие другие. Ему казалось, что многочисленные темные силы бросают ему вызов.
И хотя ему страшно хотелось никогда не отпускать эту женщину, он ослабил объятия: если он еще в силах владеть собой, то должен сделать это теперь, немедленно. Он же пришел просить прощения за то, что лишил ее невинности – благое намерение, которое угрожало только усугубить его вину!
Все еще во власти желания, Адам ласково отпустил Ллис. Она прислонилась к холодной стене и смотрела, как Адам тихо уходит и утешала себя тем, что говорили ей крепко сжатые губы мужчины – положить конец объятиям ему было не легче, чем ей.
Когда она осталась одна в своей спальне, освещенной мерцающим пламенем свечи, ее густые ресницы упали на нежные щеки, словно были не в силах выносить груз увиденного. Она изо всех сил старалась рассуждать здраво, несмотря на то, что произошло. Она предполагала, что так и будет, но от этого ей не становилось легче. Она решительно напомнила себе, что его уход можно считать благословением. Она должна быть благодарна, потому что теперь вновь в состоянии ясно мыслить, и ясность разума не смущало обаяние мужчины – этого саксонца, который презирал и ее, и то, что было ей дорого.
Ха! Природная честность Ллис посмеялась над этим самообманом.
Нет, никогда она не сможет освободиться от воспоминаний о его запахе, о вкусе его губ, о тех ощущениях, которые она испытала с ним. Она была неправа, когда позволила ему стать центром ее вселенной. И как она уже раньше признавала, несмотря на все ее усилия, она не сможет победить эту злополучную любовь. Он стал ее неотъемлемой частью.
В душе она чувствовала боль и опустошение, в глазах ее стояли слезы.
ГЛАВА 15
Ллис открыла глаза. В ее комнатке без окон было почти совсем темно. Обычно ее освещал только свет нескольких угольков, которые Ллис на ночь складывала в небольшой железный полуприкрытый горшок. От этих угольков она по утрам зажигала свечу, чтобы приготовиться к новому дню.
Но вчерашний день был переполнен событиями и, отправляясь спать, она забыла принести свежих углей. Однако сейчас горшочек был на своем месте и в нем светились угольки. Это означало, что рабы уже трудятся. Видимо, кто-то из них увидел на полке горшок с остывшими углями и, наполнив его свежими, принес к ней в комнату.
Было приятно, что кто-то о тебе заботится. Но настроение у Ллис было неважным. Она зажгла свечку от яркого уголька, и в комнатке стало веселее, но на душе лежала тяжесть. Если даже не принимать в расчет боль неразделенной любви, осталась еще тревога за Вулфа и ожидаемое в ближайшее время нападение врагов на Трокенхольт. Оставалась и гораздо более серьезная опасность – темные силы друидов-перевертышей, о которых предупреждали Глиндор с Ивейном. Сейчас эти темные силы обрели конкретные имена, но было совершенно непонятно, как с ними бороться.
И вдруг Ллис услышала отчетливый упрек, словно сам белый кристалл заговорил с ней: черный медальон! Многочисленные хлопоты и опасности минувшего дня не оправдывали ее забывчивости: она должна была помнить, что присутствие медальона в доме само по себе опасно. Ей следовало отдать его Глиндору, как только Адам привел ее в Трокенхольт. Но отношение Адама к ней после страстной ночи очень обескураживало и отвлекало ее мысли, а потом она была очень обеспокоена конфликтом, возникшим между Адамом и старым колдуном; к тому же вскоре Глиндор с Ивейном молча покинули дом. Позже, когда она переодевалась, чтобы сменить вишневое платье Элис на свое, более простое платьице, она обнаружила свою сумочку и свой кристалл. Она очень обрадовалась, потому что теперь могла спрятать сумочку Элис вместе с медальоном где-нибудь вне дома. Конечно, сделать это нужно было осторожно, убедившись в том, что треугольник повернут вершиной вверх.
Ллис выпрямилась, и в ее ярко-синих глазах блеснула решимость. Она должна как можно скорее отдать медальон Глиндору. Он знает, как положить конец угрозе, идущей от темных сил друидов-перевертышей. Если бы она только знала, где найти старого колдуна…
Несмотря на то, что в крошечной комнатке не было окон и Ллис не могла видеть, что происходит за ее пределами, она знала, что солнце уже встало. Она предполагала, что теперь было уже позднее утро, потому что вчера долго не могла уснуть. Забылась уже на рассвете.
Ллис встала и оглядела свои немногочисленные платья, висевшие на колышках рядом с дверью. Она выбрала свое любимое синее платье, то самое, которое с нее сняли похитители и которое было заменено монашеским одеянием. Именно в нем Элис вошла в Трокенхольт, одетая, как Ллис.
Ллис хотелось хорошенько помыться, но с этим придется обождать, пока не будет принесена свежая вода из ручья. Понимая, что сегодня она встала поздно, Ллис быстро надела выбранное платье. Продевая руки в рукава, Ллис подумала: в каком платье покинула Трокенхольт Элис? Она еще раз оглядела свой немногочисленный гардероб и увидела, что Элис выбрала платье, которое было тесновато Ллис и поэтому она редко его надевала. Наскоро расчесав спутанные черные кудри, она тихонько вышла в зал, где Пип уже пытался разжечь камин, и услышала хорошо знакомый голос дорогого ей человека, у которого она вчера так хотела получить поддержку, и пошла прямо к нему.
– Это правда. – Глиндор кивнул и на темной одежде заплясали седые волосы, густые, несмотря на его почтенный возраст. – По нашей просьбе принц Кай расставил в лесу часовых. Они будут следить и немедленно доложат о любом подозрительном движении или появлении вооруженных людей, приближающихся к границам Трокенхольта.
Адам недоверчиво улыбнулся. Ллис не удалось убедить его, что уэльский принц может быть достойным союзником и что можно использовать его силы как дополнительную линию обороны. А если это не удалось молодой и обольстительной красавице, то вряд ли удастся и старому колдуну.
– Гм, – Глиндор тихо выразил свое возмущение плохо скрытым пренебрежением, проявленным саксонцем в отношении предложенной помощи.
Хотя он нередко подозревал Вулфа, супруга своей внучки, в таком же недоверии, но у Вулфа для этого все же были кое-какие основания. Некогда Вулфа хотел атаковать уэльский принц Вортимер, который поднял восстание против короля Нортумбрии. У этого же саксонца подобного основания не было.
Адам спокойно встретил проницательный взгляд из-под густых бровей. Он видел раздражение Глиндора, но не желал вступать в молчаливую битву. Он понимал, что старый колдун ждет, что он проявит свой характер.
Ллис видела, что назревает новый конфликт между Глиндором и Адамом, сидевшим за большим столом, и тотчас же устремилась к ним. Здесь же сидел и Ивейн, на коленях которого устроилась Аня. Они оба внимательно слушали.